можем вытерпеть многое, если это поможет нам; но размахивание военными бамбуковыми копьями и луком со стрелами не обещает нам ничего». Он с сожалением покачал головой. Незнание военными современных методов ведения войны было вне его понимания.

День адмирала Ониси еще не совсем закончился, как и день Сакомидзу. Секретарь все еще работал в своем офисе, пытаясь найти выход из тупика. Он постоянно пытался получить разрешение от начальников штабов созвать немедленно Императорскую конференцию. Умэдзу и Тоёда отказывались даже обсуждать этот вопрос. Чем дольше затягивался этот обмен мнениями, тем больше их это устраивало. Теперь Сакомидзу сидел и читал переводы иностранных радиопередач, тон которых становился все более саркастичным в отношении Японии. Он решил, что уже ничего больше не удастся сделать до утра, когда к нему в кабинет зашел скорбный Ониси.

Заместитель начальника штаба флота и старый друг Сакомидзу, Ониси жаловался ему: «Мы искренне стремились добиться победы. Но сейчас, на финальном этапе, я вижу, что нам не хватало убежденности. Если мы будем теперь достаточно решительны, мы обязательно повернем ход военных действий в нашу пользу». Ониси, взяв секретаря за руки, патетически воскликнул: «Вот именно в данный момент неужели мы не сможем найти способ продолжить войну?»

Однако Сакомидзу знал слишком хорошо, что Япония не может позволить себе ту победу, о какой говорил Ониси. Подобная бойня, произойди она, будет стоить гораздо дороже, чем поражение. Япония была поистине подобна карпу на разделочной доске.

В то время как Ониси и Сакомидзу продолжали вести разговор, крошечный листок бумаги, едва ли больший, чем кисть руки человека, был доставлен на борт вражеского бомбардировщика за сотни миль от них. Хотя ни один из них не мог знать об этом, но именно это событие должно было решить вопрос, который столь долго мучил каждого из них.

Глава 17. Утренняя паника

14 августа утреннее солнце осветило лучами членов Бюро военных дел военного министерства уже сидевших за рабочими столами. Это было раннее утро того самого дня. Время смены было обозначено — 10 часов. На повестке дня стояло много дел. В семь утра военный министр и полковник Арао должны были встретиться с начальником штаба генералом Умэдзу и привлечь его на свою сторону.

Заговорщики, ожидая согласия на свои действия со стороны Умэдзу, обратились с призывом к командирам Императорской гвардии, Армии Восточного округа и к службе безопасности, приглашая их собраться у офиса Анами вскоре после семи часов. Военный министр надеялся на содействие этих структур. Имея Умэдзу и высшее командование армии у себя в кармане, он сможет приказывать им и обеспечить их взаимодействие, и военный переворот произойдет гладко, когда часы пробьют десять.

Такэсита, Инаба, Хатанака, Сиидзаки, Ида, Арао — все были в полной готовности, уже заранее заготовив приказы по диспозиции войск и изоляции фракции пацифистов. Главный приказ (уже готовый для подписания) касался введения военного положения. Когда Анами поставит свою печать на нем, все придет в движение.

Пока молодые офицеры практически готовились к взятию власти, основной вдохновитель этих грандиозных планов, как всегда, в этот час находился в своем саду, опустошая колчан для стрел, которые он точно посылал в цель. На его лице не было ни тени беспокойства, и его взор был ясен. Ему потребовалось, однако, четырнадцать попыток, и только тогда расположение пяти стрел в центре мишени доставило ему эстетическое удовольствие. Покинув сад, тщательно ухоженный и дышавший покоем, Анами поторопился на завтрак с маршалом Хатой, командующим Армией Западного округа. Военный министр обратился с просьбой к маршалу, штаб которого находился в Хиросиме, чтобы он прибыл в Токио с докладом о последствиях атомной бомбардировки, и одновременно постарался уговорить Хирохито отказаться принять предложение союзников.

Хата рассказал Анами, что бомба даже не повредила корни кустов батата на глубине одного дюйма или чуть больше и что белые одежды отразили свет ядерной вспышки. Таким образом, это указывало на возможность защиты от атомного взрыва. Приятно удивленный этим фактом, Анами настоятельно рекомендовал Хате сообщить об этом императору, чтобы побудить его запретить людям говорить о возможности капитуляции.

Затем военный министр поторопился на встречу с полковником Арао, которая должна была состояться в здании министерства. Прибыв в свой офис, Анами сразу попал в окружение своих ближайших деятельных сторонников. Они были крайне самоуверенны и едва могли дождаться своей очереди, чтобы рассказать о собственном плане спасения Японии от грозившего ей позора. Коко Арао напомнил Анами о том, что на часах уже почти семь и что у них намечена встреча с Умэдзу. Два офицера покинули министерство под одобрительные возгласы толпы, которые еще долго звучали в их ушах. В этот момент авторитет Анами достиг пика. Он стал всемогущим. Если бы он вдруг предложил раскрасить здание парламента в красный цвет, «молодые тигры» немедленно взялись бы за ведра и кисти.

Очень быстро Арао и Анами прибыли в штаб армии, расположенный поблизости. Умэдзу встречал их стоя и предложил им сесть, и их уже ждали чашки с зеленым чаем. План по введению военного положения в столице, смене правительства и «нейтрализации» фракции пацифистов представил полковник Арао. Он в точности повторял план, предъявленный Анами предыдущим вечером. Встреча была краткой, как и обмен мнениями. Умэдзу, «человек, который не пересечет мост, прежде чем не исследует каждый камень на своем пути», выразил свое несогласие.

Обо всем этом рассказал Анами заговорщикам, когда они столпились в его кабинете после его возвращения. «О перевороте, — заявил министр, — нужно забыть. Начальник штаба не одобряет его». (Военный министр сообщил своему шурину Такэсите, что Умэдзу сделал неодобрительный жест и сказал, что «использование вооруженных частей на территории дворца, являющегося святилищем, будет актом святотатства».) Тем временем генерал-лейтенант Танака, свирепый командующий Армией Восточного округа, генерал-лейтенант Мори, все знающий командир Императорской гвардии, и генерал-лейтенант Окидо, жестокий глава кэмпэйтай, ждали в приемной, приехав по вызову военного министра.

Заговорщики впоследствии признались Анами, что они вызвали этих военных от лица министра и назначили на 9 часов собрание старших офицеров штаба, в ожидании получения согласия от Умэдзу на участие в перевороте. Вместо того чтобы наказать их за несанкционированные действия, Анами, добросердечный, как обычно, простил их и принял трех командиров. Он призвал их усилить меры бдительности, потому что положение в стране достигнет критического уровня в ближайшие день-два. Эти его заявления были прямо противоположны тем приказам, которые ожидали от него заговорщики, но все это укладывалось в общее русло событий, перекликаясь с отказом Умэдзу.

Предстояло еще одно сложное дело. В 9 часов