Шрифт:
Закладка:
Женя прислонилась к витой колонне крыльца и, сложив на груди руки, задумалась.
«Где сейчас Саша? Думает ли он обо мне, как я о нем? Или, может быть, я ему совершенно безразлична, просто одна из физкультурниц… Нет, он придет, он обязательно должен прийти!»
Она ждала минуту… Пять минут… Десять минут. Прохладный ветер слегка шевелил ее платье и кончики перекинутых на грудь кос. Вдруг она сделала невольный шаг вперед и, улыбаясь, вгляделась в темноту. На миг сладко защемило сердце, но напрасно: ни шагов, ни тени…
«Показалось, — подумала она с болью. — Он не придет. Он не желает видеть меня».
Улыбка только-только угасла на ее лице, когда чувство радости вновь всколыхнуло сердце. Женя выпрямилась.
На этот раз она не ошиблась: кто-то бежал через дорогу.
Женя спряталась за колонну и, глубоко вздохнув, прикрыла глаза ресницами, словно опасаясь, что радостный свет глаз выдаст ее…
Саша вбежал в калитку. Женя овладела собой, и когда он, не замечая ее, поднялся на крыльцо, вышла из-за колонны и пристукнула каблучками туфель. Он обернулся.
— Не узнаешь? — спросила она неожиданно резким и звонким голосом и тише, словно обессилев, повторила: — Да, не узнаешь?
— Женя?! Что ты здесь делаешь? — воскликнул Саша, и лицо его дрогнуло. — Ты поджидаешь кого-то?
— Кажется, вас, — прошептала Женя нежным голосом и, не сдерживая чувства радостной обиды, продолжала: — Как ты не поймешь, что из-за тебя страдают люди!
Она сказала и, почувствовав, что ее слова звучат откровенным признанием, поспешно добавила:
— Все волнуются… Все ждут тебя!
Она хотела, чтобы он не понял ее. Но он понял все: ее чувство, ее смущение, ее желание отделаться шуткой, и поспешно, с благодарностью схватил протянутую ему руку и крепко сжал ее, так крепко, что Женя вскрикнула.
— Что ты! Своей лапищей… она у тебя каменная.
— Женька, милая, прости меня! — не слушая ее, говорил Саша. — Бежал, как Знаменский, и думал, что успею. Уже начали?
— Конечно, начали! Я ждала, ждала тебя, — созналась она.
— Я же знал это!
— Да полно! Не мог ты знать всего.
— Догадывался.
— Да и не догадывался. Если бы догадывался, пришел бы вовремя. Почему опоздал?
— Странное дело, Женя! — тихо воскликнул Саша, поглядев куда-то в темноту. — На шесть вечера вызвал нас к телефону отец, ждали на переговорной до сих пор… и нет. Потом, уже в девять, сказали, что связь с местечком, где стоит часть отца, прервана. Что бы это могло быть?
— Ну, случайность. Пойдем.
— Может, постоим здесь? — очень ласково и неожиданно робко попросил Саша.
— Зачем? — спросила Женя и засмеялась. Она поправила бант, стягивающий косу, и тихо попросила: — Лучше пойдем… В другой раз постоим… Ладно?
Он молча кивнул головой и, подхватив ее под руку, ввел в переднюю.
Навстречу им выскочил раскрасневшийся от злости Костик Павловский.
— Извини меня, Костик, я запоздал немного, — начал Саша, но, взглянув на дрожащие губы Павловского, удивленно замолчал.
— Саша, как ты вовремя! — воскликнул Костик, опуская глаза. — Помоги мне: только ты можешь это сделать. Вспомни, что мы дружили чуть ли не с пеленок.
Судорожно сжимая руку Саши, Павловский гневно взглянул на Женю.
Как смешон, как беззащитен, как неузнаваемо жалок показался он Жене!
— Все это из-за каких-то аллегорий — как это нехорошо с твоей стороны! Она, она во всем виновата! — продолжал Костик, обращаясь к Никитину. — Да и Аркадий Юков несносен, невозможен! Дело дошло до того, что я вынужден был уйти… Я… не знаю, как поступить…
— Не хнычь, Костик! — прикрикнула Женя.
— Что же, собственно говоря, произошло? — недоумевающе спросил Саша.
Костик враждебно покосился на Женю.
— Ты, Женя, иди к гостям, — сказал девушке Никитин. — А я поговорю с Костиком.
— Не пойду! — упрямо покачала головой Женя. — Тебе нечего говорить: вы с ним не друзья…
— Это — новость! — зло процедил Павловский.
— Никакая не новость! Какие вы друзья, Саша, когда вы совсем, совсем разные люди?
Саша пожал плечами:
— В чем же дело, Женя? Я не понимаю, что все-таки случилось.
— Нечего говорить с ним, предоставь ему самому решить, прав он или виноват. Я знаю, что он виноват. Он же уверен, что прав.
— Я хочу узнать, в чем дело, Женя, — решительно повторил Саша. — Нам надо поговорить.
— О чем говорить? Он заслужил наказания и пусть расплачивается. Это урок ему!
Она потянула Никитина за руку.
— Я не знал, что у тебя такая коварная душа, Женя, — сказал Костик.
Женя резко повернулась к нему.
— Душа, душа! — презрительным голосом крикнула она. — Не смей говорить о моей душе: она чиста, на ней нет грязных пятен… А у тебя она — вся в грязи… А я тебя уважала! Вот дура, уважала его! — воскликнула она, обращаясь к Саше. — Я уважала его — того, с кем ты хочешь говорить, кому хочешь помочь, кто ненавидит и презирает тебя! Это же эгоист… Он мне говорил: одни созданы тлеть угольком, другие проносятся в жизни искрой, третьи — метеоры! — передразнила она Павловского. — Эх ты, ме-те-ор! Идем, Саша!
Костик отвернулся к стене, и его плечи задрожали.
— Пойдем, Саша, пойдем, милый! — твердила Женя, прижимаясь к плечу Никитина.
— Да что ты, Женька, в самом деле! Дай же поговорить нам. Нельзя его сейчас оставить!
— Ах, так! Ну, оставайся тогда с этим метеором, если он тебе дороже, чем я… Будешь каяться потом!
Женя оттолкнула Никитина и побежала к двери.
— Женя! Слушай! Куда ты? — рванулся за ней Саша, но она уже исчезла за калиткой палисадника.
— Ушла, — растерянно сказал Саша и вздохнул. — Ну, что тут произошло? Из учителей есть кто-нибудь?
— Нет, — проронил Костик.
— Я же тебе говорил!.. А ты не внял совету! Не пригласил даже Якова Павловича!
— Он занят, ты знаешь!
— Неужели ты думаешь, что он не выбрал бы время? Что же все-таки случилось?
— Виноват во всем Юков! Ты же знаешь, что он неисправимый человек, что у него злая, гадкая душа! Ты ведь сам знаешь, что он из себя представляет…
— Я бы не сказал этого, Костик.
— Все вы в заговоре против меня! — злобно выкрикнул Павловский.
— Не устраивай истерики. Что сделал Юков?
— Я обозвал его нахалом.
— Это плохо.
— Ты всегда был ближе к нему, хоть мы считались друзьями и вверяли друг другу самые сокровенные думы.
— Не криви душой, Костик! Ты не открывал мне своих
