Шрифт:
Закладка:
Костик оглянулся. Женя уже кружилась с Людмилой. Плавно развевался подол ее длинного темно-синего платья…
ГОВОРЯТ ДЕВУШКИ
Обмахиваясь платочком, Женя подбежала к тонконогому креслу, с сомнением посмотрела на него и села на стоящий рядом глубокий диван.
— А я сюда сяду! — показывая на кресло, бойко проговорила Нина. — Выдержит?
— Сомнительно! — пробасил Гречинский.
— А ну-ка! Ух! — Нина утонула в мягком сиденье. — Да это же настоящее гнездо!
— Когда-то в этом гнезде сидел граф или князь, а теперь вот сидишь ты, — шутливо заметила Женя. — Тебя не распирает гордость?
— Ни чуточки! Не завидую графам, если они полжизни проводили вот в таком положении. Здесь только дремать хорошо! — ответила Нина и, восторженно расширив огромные серо-голубые глаза, продолжала: — Давайте, девушки, помечтаем! Может быть, последний раз вместе!
— Нет! — выкрикнула Женя. — Не хочу мечтать! — губы ее капризно выпятились. — Сколько лет мы учились вместе, столько и мечтали! Это не нужно и глупо! Нужно не мечтать, а делать, понимаете, делать: претворять в жизнь свои замыслы, действовать!
Услышав возгласы возражения, она строго категорически повторила:
— Делать, делать — вот!
— По-твоему, все мечты нужно сразу претворять в жизнь? — негромко, но запальчиво крикнула Нина. — А если я в седьмом классе хотела на Северный полюс бежать? Претворять нужно было?
— Глупо мечтать о бегстве на Северный полюс!
— Ой ли, глупо?! А сама не мечтала?
Этот спор заинтересовал Шурочку Щукину.
— Почему же не мечтать, Женя? — спросила она, присаживаясь рядом с Румянцевой. — Хорошая мечта никогда не вредна. Я, например, люблю мечтать! В мечтах представляю свою будущую жизнь, работу… И, знаете, — оживилась Шурочка, — многие мои мечты уже сбылись, а часть сбывается. Только все получается не так, как я думала.
— Хуже? — испуганно спросила Женя.
— Лучше! — повысила голос Шурочка. — Да вот пример: неделю тому назад я думала, что закончу курс и на все лето уеду в деревню… Буду бродить по полям, изучать строение речных обрывов, собирать минералы… И вдруг сегодня мне сообщают: поедешь на Алтай с геологической экспедицией. Я и еще три студента. На целое лето! Ведь это же замечательно!
Шурочка рассмеялась и заключила:
— В жизни всегда лучше получается, чем в мечтах!
— Какая ты счастливая, Шура! — прижалась к Щукиной Женя. — Едешь на Алтай. А нам? Бездельничать два месяца — только это и остается. Бездельничать и мечтать. И то и другое мне уже порядочно надоело…
— О, я бы нашла, чем заняться эти два месяца! — воскликнула Шурочка.
— Хорошо тебе говорить: ты студентка. Да притом едешь путешествовать. Перед тобой сейчас весь мир в розовом свете.
Подошли Наташа Завязальская, Соня Компаниец и Шура Зиновьева.
— О чем спор? — спросила Зиновьева.
— О мечте, — сказала Женя. — Нам же только и остается, что мечтать! Действовать мы еще не можем…
— О чем же ты мечтаешь? Ну-ка?
— Это неважно.
— Она думает о Костике Павловском, — не резко, но с насмешкой вставила Нина.
— Зачем же Костика, где следует и где не следует, вспоминать! — рассердилась Женя и напустилась на остановившегося рядом Гречинского: — Не мешай: у нас интимный разговор. Вечно подслушиваешь чужие тайны.
— Женечка, да я все твои тайны, как свои пять пальцев, знаю, — улыбаясь, заявил Гречинский, но отошел к окну.
— Я о нем вовсе не думаю, — продолжала Женя.
— Как он тебя встречал, Женя, словно ты знаменитость какая! — восхищенно произнесла Шура Зиновьева. — Он же тебя, наверное, очень любит…
Женя покраснела, оглядываясь на ребят:
— Не надо об этом говорить, девочки! Давайте лучше подумаем, кем мы станем лет через десять… Я, например, стану доктором…
— Окончательно решила?
— Кажется…
— Так расскажи…
— Чего тут рассказывать? Это же очень просто! Я буду скромным врачом в маленьком городке или даже в деревне… Я проживу в этом городке или деревне много-много лет и все эти годы буду лечить гриппы, сердечные болезни, ревматизмы…
— Ой, Женька, ведь это же очень трудно — всю жизнь прожить на одном месте и все время лечить разные гриппы! — воскликнула Нина. — Становись лучше хирургом… Хирурги — все смелые и яркие люди… А просто врачом — это скучно, ты не выдержишь.
— Нет, выдержу! И вовсе это не скучно, а интересно и почетно! А если и станет скучно, я одолею любую скуку!
— Ты всегда была упрямой!
— Упрямство, как ни говорите, — хорошая черта, — гордо сказала Женя. И, вскочив с дивана, шутливо продекламировала:
— poem-
Мальчишку маленьким упрямцем
Все звали в шумном городке…
— poem-
— Хорошие стихи!
— И я знаю чьи! — заметила Наташа.
— Ну и пусть, ну и знай! Саши Никитина, могу прямо сказать!
— Костик Павловский и Саша — два твоих идеала, — лукаво улыбнулась Нина.
Наташа добавила:
— Они оба влюблены в тебя!
— Не завидуйте, девочки, — помрачнев, тихо произнесла Женя и, вздохнув, опустилась на диван. — Я совсем не рада, что они влюблены… оба. Да и влюблены ли они — кто их знает?
— Влюблены! — уверенно прошептала Наташа.
ГОВОРЯТ РЕБЯТА
А у ребят в это время шел разговор о войне.
На громадном протяжении от Клайпеды до притока Вислы с коротким названием Сан западная граница Советского Союза упиралась в коричневое пятно фашистской Германии. На севере, за Финским заливом, вытянулась к полуострову Рыбачий маннергеймовская Финляндия. На юге — целая плеяда государств-рабов и государств-жертв, пошедших в оруженосцы к Гитлеру или просто раздавленных и порабощенных силою меча. Почти вся Европа, зловещая, окровавленная, стонущая, проклинающая и борющаяся, изнывала под фашистским сапогом.
— Все болтают, что Германия стягивает к нашим границам армию и нападет на нас, — сказал Золотарев.
— Кто это все? — откликнулся на это замечание Ваня Лаврентьев. — Кто? — добавил он с видом человека, уличающего собеседника во лжи.
— А я говорю, не у нас, а за границей.
— А-а! — с пренебрежением протянул Ваня. — Так бы и говорил, что за границей. Что же им делать? — спросил он, обводя товарищей своими строгими глазами и тем самым обращаясь ко всем. — Руки коротки остановить наш ход, только и остается болтать. Да они, за границей, только и способны, что болтать. Да и болтовня-то пустая, гнилая. Максим Горький сказал словами Павла Власова, что в мире капитализма уже нет людей, способных идейно бороться за свою власть, что капитализм духовно бесплоден.[49] Они обречены и хватаются за всякую соломинку.
— Моя сестра изучает английский… — продолжал Золотарев, спокойно выслушав Лаврентьева, но Ваня настойчиво перебил его.
— Что же она изучила? — сказал он свободным тоном всезнающего человека.
— Она изучила статью одного прогрессивного журналиста, который предупреждает, что немцы… — повысил голос Золотарев, но Ваня снова перебил его.
— Хорош, однако,
