Шрифт:
Закладка:
В прихожей раздался звонок. Внимательно оглядев себя, Костик направился к выходной двери.
«Должно быть, Женя!» — радостно подумал он, открывая дверь.
— Привет, Костик! — поздоровался с ним Борис Щукин, немного растерянный и смущенный. Рядом с ним стояла цветущая и свежая Людмила Лапчинская. Она первой вошла в переднюю, а Борис несмело последовал за ней.
— Прошу сюда, — галантно раскланиваясь перед девушкой, проговорил Костик, указывая на дверь в гостиную.
«Такая красавица и с кем, — подумал он, — с Борькой Щукиным, который, как говорят, ни рыба ни мясо».
— Вы, Костик, за камердинера[45]? — усмехнулась Людмила.
Павловский не понял иронии. Подождав, когда девушка скроется в гостиной, он толкнул Щукина в бок и воскликнул:
— Да ты герой, молодой человек!
Борис счастливо улыбнулся и, не отвечая Павловскому, направился к двери. Людмила стояла в дверях, словно не решаясь идти по блестевшему, как зеркало, паркету. Потом с шутливым видом она подхватила Бориса под руку, и они медленно прошли в угол, к голубому диванчику.
— Не подломятся? — шепнул Борис, с подозрением поглядывая на тонкие ножки дивана.
— Попробуем! — тоже шепотом ответила Людмила, усаживаясь на диван.
Несколько минут они молча разглядывали обстановку — диваны, кресла, большой, покрытый лаком рояль, зеркала в золоченых рамах с пляшущими амурами…
Костик в это время снова отпирал дверь, ожидая встретить за ней Женю. Но и на этот раз он не угадал: пришли Ваня Лаврентьев и Наташа Завязальская.
— Здравствуйте, Костенька! — сказала Наташа протяжным, певучим голосом и сделала шутливый реверанс.
— Отличный тон! — с удовольствием заметил Костик, пытаясь подхватить Наташу под руку.
Однако Ваня очень вежливо, но твердо предупредил его, ловко перехватив руку Наташи.
— Показывайте ваш дворец, — шутливо кланяясь Костику, сказал он.
Втроем они дошли до двери.
— Прошу! — пригласил Костик, раздвигая портьеры.
— Что это? Неужели мы первые? — удивился Ваня. — Ох, Наташа! Напрасно ты мне не дала дочитать «Падение Парижа»[46]! Читал, Костик? Обязательно прочти! Как ярко автор пишет о патриотизме простого народа, о предателях из правительства и о тупых фашистских солдафонах. Жаль, что нам не придется разобрать книгу на литературном кружке. Очень удачный роман! Ах, мы, оказывается, уже не первые! Здравствуйте, Людмила! Здравствуй, Боря!
— Прошу располагаться по-домашнему, — безразличным голосом проговорил Костик и подумал:
«А ее все нет!».
У него родилась тревожная мысль: а вдруг Женя вообще не придет?
Да, вдруг не придет? Закапризничает и сглупит: у нее есть эта струнка. Что тогда? Без нее и бал будет не тот, а главное, настроение окончательно испортится. Чертовски неприятно!
Костик пригладил на виске смятый вихор и вздохнул, почувствовав, что долгожданная вечеринка словно потеряла для него интерес.
Звонок!
Костик отогнал грустные мысли. Румянцева вольна поступить так, как ей заблагорассудится! Каприз девчонки, разумеется, не испортит ему настроения! Он будет веселиться! В конце концов, сегодня не ее именины, а его торжество…
Вошли Золотарев и не знакомая Павловскому русоволосая девушка в голубом крепдешиновом платье.
— Познакомься, Костик: сестра Бориса — Шура, студентка, будущий бесстрашный геолог-разведчик, — отрекомендовал девушку Семен.
— Константин Павловский!
— Добавляй: будущий художник.
— Я был уверен, что добавит товарищ.
Довольный удачной фразой, Костик внимательно посмотрел на Шурочку.
На вишневых губах девушки играла вежливая улыбка.
Кто-то бегом поднимался по лестнице. Дверь распахнулась, и в переднюю стремительно влетел Лев Гречинский.
— Не опоздал? — выдохнул он.
Павловский успокоил его:
— Как раз вовремя.
Гречинский вытер платком вспотевшее лицо.
— Уф! К пирогам успел! Нина! — крикнул он, оборачиваясь к открытой двери. — Пироги еще не съели, спеши!
Запыхавшаяся Нина Яблочкова вбежала в переднюю и сразу же забарабанила кулаками по спине Гречинского:
— Не убегай, не убегай, не убегай!
— Убьешь голкипера! — остановил ее Костик. — Кто мячи пропускать будет?
Гречинский немедленно принял торжественную позу: — Лев Гречинский мячей не пропускает! Никогда!
— Даже никогда? — переспросил вратаря Костик и спохватился: — Маэстро, вас ожидает рояль! Шагом марш в гостиную!
А ну-ка, солнце, ярче брызни,
Золотыми лучами обжигай![47] —
басом запел Гречинский, нагибаясь, чтобы пройти под портьерой.
— Ба! Знакомые все лица! — воскликнул он, увидев гостей, и попытался шаркнуть ногой. Но, поскользнувшись на паркете, он вдруг рухнул на пол.
— Гол! — закричал Ваня Лаврентьев.
Эй, товарищ, больше жизни,
Шевелись, не задерживай, вставай![48] —
задорно пропела на ухо Гречинскому Нина, тщетно пытаясь поднять его с пола.
— Один–ноль в вашу пользу, — смущенно пробормотал Гречинский, поднимаясь.
Гости прибывали. После каждого звонка взгляд Костика устремлялся к двери, но Жени все не было.
«А что, если она придет, но с Сашкой?».
В самом деле, как глупо он будет выглядеть, если Женя явится с Сашей! Что скажет мама? Как на это посмотрят друзья!
Костик ослабил галстук и, сдерживая волнение, выбежал на улицу.
Если бы она пришла одна!..
Павловский прислушался к приближающимся голосам. Кажется, Женя… Она! Но с кем? С Сашкой?! Нет, с ней идет девушка. Значит, Соня. Ур-ра-а!
Он облегченно вздохнул и торопливо вернулся в гостиную.
— Внимание, товарищи, — Женя Румянцева! Именинница! — закричал он.
Хлопнув в ладоши, он с торжественностью поднял вверх руки. Гречинский перестал играть.
— Внимание! — повторил Костик и исчез в глубине квартиры.
— Да он угорел! — сказал Сторман.
— Он просто рад, — заметил Ваня.
— Р-а-ад, — протянул Сторман. — На чужой каравай рта не разевай! Чему радоваться-то?
В прихожей отчаянно стрекотал звонок. Из столовой выскочил Павловский с огромным букетом роз. Девушки ахнули. Ребята переглянулись.
— Ну-ка, Ваня, открой! — зашептал Костик Лаврентьеву. — Встретим именинницу торжественно!
Сторман скорчил за спиной Костика забавную мину, но на шутника шикнули.
Не успел Ваня выполнить просьбу Павловского, как портьера шевельнулась, и в гостиную вошли Женя и Соня.
— Горячо поздравляю дорогую именинницу! — воскликнул Костик, подавая Жене букет цветов.
Гречинский ударил туш, и все захлопали в ладоши.
В первое мгновение Женя просто растерялась и хотела пройти мимо Павловского, но вдруг поняла, что букет предназначен ей. Покраснев, она взяла цветы и, когда стихла музыка и аплодисменты, сказала:
— Что это? К чему такая пышность? Зачем все это?
Оглянувшись по сторонам, она положила букет в ближайшее кресло, как сноп, — бутонами вниз. Лицо Костика дрогнуло, а Женя повторила, обращаясь прямо к нему:
— Ну, зачем все это?
И уже тише добавила:
— Я же говорила тебе: не люблю я таких замашек!
Костик пожал плечами. Обиженно поджав губы, он поднял букет с кресла и бережно положил его на рояль.
— А ну-ка, именинница, подойди сюда! — нарушил неловкое молчание Гречинский. — Ну-ка, ну-ка!
Костик толкнул его:
— Играй, пожалуйста!
Лев опустился
