и видел отца только во время коротких заездов и отпусков.

Теперь, глядя на портрет отца, Саша думал:

«Можешь не беспокоиться за меня, папа. Правда, я сплоховал немного, но ведь ты сам говорил: на ошибках учатся. Я многому научился сегодня, многое понял. Будь спокоен, я не посрамлю школу!»

…Руководить подготовкой к зимним соревнованиям Саше не разрешили, но физкультурные занятия между тем шли в школе своим чередом. Верные клятве, ребята из десятого «А» в свободное время усиленно тренировались на лыжне. Один Костик Павловский время от времени пропускал тренировки: он считал себя первоклассным лыжником и не очень утруждал свои мускулы «черновой работой», — так он говорил.

Сразу же после классного собрания, на другой день, кажется, Костик вызвал Сашу в коридор.

— Конфиденциальный разговор, — сказал он.

Ох, любил Костик эти трудновыговариваемые иностранные словечки!

— Ну что? — беспечно спросил Саша.

Настроение у Никитина было прекрасное.

— Я не понимаю реакции на мое вчерашнее предложение, — начал Костик. — Сделанное от чистого сердца, оно, к моему удивлению, вызвало отпор… не очень-то тактичный, на мой взгляд. Этот Юков! — Костик вздохнул и покачал головой, как бы намекая, что с Юковым дело плохо. — Ну да я не очень обижаюсь на него. Верю, что он меня не любит. Причины понятны, ну и хорошо. Но мне кажется, что другие не поняли по-настоящему меня. И вообще между мной и классом начинает возникать какая-то стена. Повода для этого я не давал. У меня свои привычки и наклонности — это правда, кое-кому это, может, не нравится, но в принципиальных вопросах для вкусовых оценок нет места. Я уважаю чужие принципы, уважайте мои — вот мой закон. Я хотел бы знать твое мнение на этот счет. Только откровенно.

— Пожалуйста, — ответил Саша. — Твое предложение никому не понравилось, и мне в том числе. Это ведь от бахвальства.

— Ну не-ет!

— Да, да. Разговоры о славе — тоже от этого.

— Не ожидал, не ожидал!

— А насчет стены — не думаю. Если ты сам ее не воздвигнешь, никакой стены не будет.

— Да, меня не понимают, — вздохнул Костик. — Лучшие друзья не понимают. Это горько.

И Костик отошел.

За этим разговором издалека следил Юков. Как только Костик скрылся, он подхватил Никитина под руку и спросил напрямик:

— О чем он говорил?

— Все о своем предложении. Не нравится мне его поведение. Ты не считаешь, что он все портится и портится?

— Он гад, гад! — резко заговорил Аркадий, не беспокоясь, что его могут услышать. — Я только теперь стал понимать, какой он гад. Ты знаешь, что он говорил мне о Соне? Гадость страшную! А в лицо Соне болтал совсем другое. Это как называется? Да за такое ему мало морду расквасить! Он смотрит на всех свысока. Художник, гений, сын прокурора! Не люблю я его, ох, не люблю!

— Неискренность — хуже всего, — сказал Саша.

— А ты что смотришь, что? — накинулся на него Аркадий. — Он ведь на глазах у всех Женьку у тебя отбивает!

— Ну, не так… не то слово, — забормотал Саша и смущенно оглянулся. — Да потише ты.

— Он же ее все время домой провожает, под руку, — зашептал Аркадий. — Я их раза три на катке видел. А Женька! Тоже хороша! Она вас за нос водит. Это точно, ты приглядись.

— Не надо, Аркадий…

— Чего там не надо! Спохватишься, да поздно будет. Я вижу, я все прекрасно вижу. Ох, и легкомысленная она, эта Женька! Она ведь тебе нравится, правда?

— Да не о том речь, — отмахнулся Саша. Слушать все это ему было очень неприятно. Он знал, что Женя много времени проводит с Павловским, и поэтому-то решительно добавил: — Это не имеет значения! Все, Аркадий!

— Ладно, не буду, только Женьку надо держать в ежовых рукавицах, а то она отблагодарит, так отблагодарит, что тошно станет.

Звонок прервал этот разговор.

Женя словно чувствовала, что Саша много думает о ней. После уроков она позвала его к себе домой, весело болтая о всякой всячине. У Саши было отходчивое сердце. Он обо всем забыл.

…До конца урока оставалось уже около пяти минут, когда Мария Иосифовна уложила свои книги в аккуратную стопочку.

— Вы все, конечно, помните нашу беседу некоторое время тому назад?

Мария Иосифовна помедлила, словно желая дать возможность вспомнить прошлый разговор.

— Тогда мы договорились, что беречь честь школы нужно в первую очередь отличной учебой. Вы сдержали свое слово. Завтра кончается первая половина учебного года. Итоги уже подведены: в классе десять отличников и ни одного отстающего.

Мария Иосифовна посмотрела на Никитина.

— Саша, тебя вызывает Яков Павлович.

В кабинет директора Саша пошел не сразу. Он забежал в умывальную и внимательно осмотрел себя, свой костюм, воротничок, ботинки… Все было в порядке.

Саша знал, что Яков Львович теперь разрешит ему руководить подготовкой к соревнованиям.

Впрочем, подготовка не прекращалась ни на один день.

Глава третья

И ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ

В жизни молодых людей наступает такое время, когда им приходится решать, какому занятию отдать свои годы. Подойдя к заветному дню, к заветной точке, как путник к вершине горы, с которой видны тысячи дорог в разные стороны, одна красивее другой, молодые люди немножко теряются и, как путник, садятся на этом перевале помечтать и вместе с тем решить, куда же окончательно повернуть: или с обозом геологической разведки уйти в горы Памира и Алтая, или скользнуть в небо на крыльях серебристой алюминиевой птицы, или в лаборатории колдовать над колбами и мензурками, или встать с винтовкой в руках в солдатский строй, или уехать на север, на полярную станцию острова Диксон, или идти в просторные цеха фабрик и заводов, или выращивать новые сорта пшеницы?

Широка, богата и прекрасна страна родная, и много красивых дел способен ты совершить в полете фантазии своей, но не в силах человеческих объять все, о чем ты думал в школьные годы. В мыслях же твоих есть одно, самое близкое, самое заветное дело — берись за него и совершай подвиги во славу своей Родины!

…Первая большая веха жизненного пути Бориса осталась за спиной: он выдержал последний школьный экзамен. Скоро он должен был получить свидетельство об окончании десятилетки — белый лист, обведенный золотой каймой. Он аккуратно сложит его вчетверо, запечатает в конверт, отнесет письмо на почту и будет, трепеща от волнения, ждать вызова из Тимирязевской академии.

Борис любил сидеть на диване, неподалеку от Шурочки, уткнувшейся в книгу. Вот и сейчас, придя из школы, он сел