Шрифт:
Закладка:
Сердце колотится, во рту пересохло, руки и ноги дрожат. Не понимаю, что все это значит. Принести в жертву свою душу. Что нужно сделать? Какой там самый страшный грех? Самоубийство? Мне становится дурно, когда из-за моей спины выходит девушка-хранитель и протягивает мне старинный пистолет, ствол которого испещрен какими-то символами. Автоматически принимаю оружие свободной рукой, наблюдая, как оно ходит ходуном в трясущейся руке. Поднимаю взгляд на Создателей. Трое из них сидят на своих местах с каменными лицами. Вот оно их истинное лицо. Вчера вечером они улыбались нам. Но это была всего лишь маска, очередная ложь. Смотрю на Тьму, который оглядывает толпу, убеждается, что все получили оружие, а потом продолжает.
– Пока вы добирались до Харперс-Ферри, светлые, темные и хранители трудились не покладая рук, проводя практически все время в Ином мире и выясняя, кто достоин вернуться домой, а кто – нет. Мы отобрали девяносто семь достойных, и сейчас вам предстоит собственноручно отправить их обратно этим специальным оружием. Они умрут навсегда, ваши души перестанут быть светлыми, и тогда человечество сможет вернуться домой. – Тьма взмахивает рукой, ткань перед нами взмывает в воздух и исчезает. – Ну и напоследок, у вас всего один патрон. Не промахнитесь.
Создатель садится в свое кресло, а в зале наступает оглушительная тишина. Смотрю на человека прямо перед собой. Это молодой парень, который стоит совершенно неподвижно и стеклянными глазами смотрит на меня. Перевожу взгляд на оружие в руке. Боже, я не могу этого сделать. Это вроде так просто – поднять руку, нажать на курок, и тогда я снова увижу родных. Но я не могу. Смотрю на Йена, его взгляд непроницаем, он смотрит на парня. Слезы подкатывают к глазам, когда я шепчу, едва различая собственный голос за стоящим в ушах шумом разогнавшегося пульса.
– Йен, я не могу.
Он обхватывает мое лицо ладонями и шепчет:
– Можешь. Вспомни, ради чего ты это делаешь.
Киваю и оборачиваюсь к парню со стеклянными глазами. Поднимаю пистолет, целюсь, но… не могу. Когда Йен дал мне пистолет и сказал защищаться от ракшасов, от Камиллы, да от кого угодно, я была решительно настроена использовать оружие против врага ради самообороны. Но сейчас… это бессмысленное убийство. Мне надо убить ни в чем неповинного человека, который, к тому же, достоин жить. Но от этого действия зависит существование человечества. Но что это будет за существование на крови и костях невинных? Это ничего не изменит. Жаль, что мудрые Создатели этого почему-то не понимают.
Как сквозь вату слышу голоса других Избранных, они наполнены яростью, мне даже переводчик не нужен, чтобы это понять. Смотрю на парня, моя рука дрожит, Йен сжимает свободную от оружия ладонь, и я приваливаюсь спиной к его груди, не в силах совладать с дыханием. Меня тошнит, слезы капают из глаз. "Я не убийца!" – хочется кричать мне, но я ловлю себя на том, что бесконечно шепотом повторяю одну и ту же фразу: "Я не могу. Не могу. Не могу…"
Вздрагиваю, когда где-то совсем рядом раздается выстрел. Дергаю головой в ту сторону, замечая, как на пол падает тело. Отвожу взгляд, не желая видеть, что нас заставляют творить. Звучит еще один выстрел, затем еще. Помещение наполняется грохотом, а я с каждой секундой цепенею все больше. Я не смогу. Из-за меня человечество навсегда останется в Ином мире, я больше никогда не увижу маму. Тело сотрясается в рыданиях, объятия Йена не приносят успокоения. Сквозь пелену слез смотрю на Создателей, которые спокойно переговариваются между собой, не обращая на нас никакого внимания. Как они могут быть настолько… бессердечными?
– Арин, давай. – шепчет Йен мне на ухо, но я мотаю головой.
– Не могу, Йен, я не могу. Я лучше сама застрелюсь, чем убью невинного. – каждое слово дается с трудом из-за всхлипов.
– Я помогу. – шепчет он, прижимается ближе и поднимает мою руку, сжимающую пистолет.
Рука по-прежнему дрожит, но стальная хватка Йена не дает оружию прыгать в скользкой ладони. Мужчина зажимает рукоять оружия вместе с моей рукой, мой палец выскальзывает из петли возле курка, в то время как его место занимает палец Йена.
– Готова? – шепчет он мне в ухо.
– Нет. – всхлипываю я и смотрю на парня перед собой, взгляд которого все еще такой же неосмысленный.
Все тело каменеет, когда я чувствую едва заметное движение мужчины, обнимающего меня. Вокруг по-прежнему гремят выстрелы. Йен нажимает на курок, рука дергается от отдачи, и в этот же момент мужчина ослабляет хватку. Оружие с грохотом падает на пол, но я этого даже не замечаю. Перед глазами только кровавое пятно, расползающееся по футболке парня. Он падает на пол, медленно, словно в замедленной съемке. Зажимаю рот ладонями, не ощущая ничего, кроме тошноты. И даже то, что это сделала не я, а Йен, не меняет дела. Я ничего не сделала, чтобы это изменить. Я – чудовище. Как и все в этом зале, доме, городе, мире. Отступаю от Йена, на нетвердых ногах направляясь прочь. Мне плевать, если у Создателей еще есть что сказать. Мне плевать, если они заметят, что не все Избранные принесли в жертву свою светлую душу, и с праведным гневом набросятся на меня. Мне. Наплевать. Я ухожу.
– Арин? – слышу голос Йена, но не останавливаюсь, проходя мимо Избранных, которые по большей части разбрелись по залу, но я не вижу их лиц, только лужи крови и тела, лежащие в растекающейся по полу красной жидкости.
Ноги заплетаются, и я едва не падаю, но целенаправленно иду к выходу, размазывая слезы по лицу, не могу дышать, потому что нос заложен, а изо рта рвутся жуткие хрипы, будто это в меня стреляли, и я при смерти. Хотя, возможно, так и есть. Почему тогда остальные спокойны? Они принесли в жертву душу, но ничего не изменилось. Где логика всего произошедшего? На этот вопрос у меня нет ответа.
Внезапно прямо передо мной на колени падает девушка и ползет к мертвому телу. Смотрю на нее невидящим взглядом, слыша горестные причитания. Видимо, не я одна тут страдаю. Вот только застрелить человека, а затем на коленях молить о прощении у трупа – нелогично. Не
