немножко резко, наверное, разговаривали… Но тоже, между прочим, в шутку!.. А она всерьез восприняла, обиделась, поди, вот и сочиняет теперь. И про то, что пили, и про… порнографию. Там просто в этом фильме … ну, который мы смотрели… там главный герой ходит с… с обнаженным торсом. Ну, как спортсмен, понимаешь? Вот и все. А она решила, что это порнография. А там ничего такого не было". — "Не ври!". — "Мама, я не вру, честное слово…". — "Смотри, если выяснится, что ты выпивать начал и подобными вещами заниматься, пеняй на себя! Жизнь твоя на этом, можешь считать, закончится!". — "Ну, говорю же тебе: не было ничего этого!.. Таисия Борисовна, что, видела, как мы пьем? Или что-то нехорошее смотрим? Нет! Так зачем наговаривать-то?". — "А вы, стало быть, там что-то хорошее смотрели?! Таисия Борисовна, говорит, что это был какой-то антисоветский фильм про американскую военщину!". — "Ну, какой антисоветский?!. Антисоветчины там и близко не было! Наоборот, можно сказать, это фильм, обличающий неприглядную американскую действительность, загнивающий империализм…". — "И как часто вы там это загнивание лицезрели?". — "Один-единственный раз — вчера! Перстнев случайно нашел кассету, ну, мы из любопытства и решили глянуть… Да и то до конца недосмотрели — Таисия Борисовна же пришла". — "И вы в такой день это смотрели?! В день похорон генерального секретаря, когда по всей стране траур!.. Ты совсем ум потерял, что ли? Ты понимаешь, что тебе за это может быть?!". — "Ну, я объясню все Таисии Борисовне… Мы же не знали, случайно все получилось… Мам, ты успокойся, пожалуйста". Но мать уже не могла успокоиться. Все потрясения и треволнения последних месяцев, смерть отца — Толикова деда, похороны, две недели, проведенные ей в больнице, неверность мужа, — все это превратило Светлану Николаевну Топчину, прежде человека выдержанного, во взвинченную, заполошную женщину, чьи столь долго подавляемые душевные переживания сейчас вырывались наружу все чаще и яростней. Единственным человеком, не доставлявшим ей доселе по-настоящему серьезных проблем, был Толик. Теперь и эта опора заходила ходуном.

В дверь позвонили. "Мам, я открою!", — вышел в коридор Толик. — "Стой! Я сама!". На пороге стояла завуч, нацелив на мать штык-нос с подрумяненными морозом бородавками. По правую руку от завуча расположилась Тася, по левую — неугомонная Шерстицына. Просто как наряд дружинников. Или как тройка, птица-тройка — коренная и две пристяжных. Разве что не бьют копытом кафельную твердь лестничной площадки. "Добрый вечер, Светлана Николаевна, — проскрежетала завуч, постаравшись при этом мило улыбнуться, но безуспешно. — Таисия Борисовна, предупредила вас о нашем визите, не так ли?". "Началось", — неожиданно спокойно подумал Толик. Вот теперь началось то самое страшное, что и должно было когда-нибудь начаться.

"Добрый вечер, проходите, раздевайтесь, пожалуйста, — пригласила мать. — Может быть, чаю?". "Нет, спасибо, не беспокойтесь, — отказалась завуч, прилежно стряхивая снег с шапки на палас в прихожей. — Куда можно пройти?". — "Вот сюда, пожалуйста". В большой комнате тройка синхронно опустила увесистые зады на диван. Толик и мать сели за круглый стол, в центре которого на вышитой салфетке прикорнула одинокая конфетница. Хотя правильней было бы сесть наоборот: школьным делегатам, как судьям, — за стол, а Толику и матери — на диван, как на скамью подсудимых. Но уж как сели, так и сели. Ближе всех к Толику расположилась Шерстицына, то и дело натягивавшая на колени подол платья. Подол трещал растянутыми нитями-суставами, но все же был не в силах скрыть безобразные, цвета молодой ржавчины шерстяные гамаши с толстыми складками, коими староста задумала усладить взоры членов семьи Топчиных. "У нее, наверное, и ноги волосатые, — подумал Толик. — Раньше на физкультуре не обращал на это внимания… Надо будет посмотреть на ближайшем уроке. Да и не только ноги, надо думать. Если у нее на лице такое творится…". "Светлана Николаевна, ну, вы, я полагаю, в курсе той возмутительной истории, в которой оказался замешан ваш сын, — глаголила, между тем, завуч, с интересом разглядывая чешский фарфоровый сервиз в серванте. — Вчера, когда вся страна прощалась с Юрием Владимировичем Андроповым, Таисия Борисовна обнаружила Анатолия и еще двух бравых молодцев из девятого класса на даче у одного из этих самых молодцев, где они развлекались просмотром антисоветских видеофильмов и распитием алкоголя". — "Да, сын мне все рассказал. Он не отрицает того, что они смотрели фильм про этого американского головореза… как его…". — "Рэмбо". — "Да, Рэмбо. Но сын говорит, что это был единичный случай. Один-единственный раз. Никаких других антисоветских фильмов они никогда больше не смотрели и никакого алкоголя не распивали. И оснований не верить своему сыну у меня нет. Тем более, что, как я понимаю, доказательств того, что они выпивали, тоже не имеется?.. А что касается, извините… порнографии, которую они якобы смотрели, то сын говорит, что Наташа неправильно все поняла. Это был фрагмент из этого самого фильма, "Рэмбо"… Они из любопытства решили посмотреть. Ума-то нет в 15 лет, а любопытство есть!..". "Надеюсь, надеюсь, что все было именно так, как утверждает Анатолий, — завуч оторвалась взглядом от серванта и впервые посмотрела матери Толика в глаза. — Иначе ситуация будет совсем уж возмутительной. Хотя и так возмутительнее некуда. С Перстневым, который все это заварил, с Мартьяновым, а также с их родителями мы будем разговаривать отдельно. А потом дела всех троих рассмотрим на общешкольном комсомольском собрании. А как вы хотели? Это ЧП". "Безусловно, я все понимаю, я согласна, — мать нервно поправила ворот кофты. — Они заслуживают порицания. То, что они устроили, — это, конечно, абсолютная дурость, полнейшая!.. Они сами не знали, что делают. Привыкли, что за них взрослые всегда думают, а у самих ответственности — ни на грош… Мой сын, конечно, очень виноват, но, думаю, вы согласитесь со мной, в сложившейся ситуации имеет значение и то, что он все это уже осознал и раскаивается. Искренне раскаивается, уверяю вас. Все-таки это ведь был первый подобный случай. И он останется последним, даю вам слово! И потом… Толя же всегда неплохо учился, вы знаете, Таисия Борисовна. И в субботниках всегда, и в самодеятельности, и макулатуру сдавал… Может быть это как-то все… зачтется?". "Извините, Светлана Николаевна, — слащаво улыбнулась завуч и потрогала мизинцем одну из бородавок. — Тот факт, что они не отдавали себе отчета в своих действиях, не служит для них оправданием. И вы, боюсь, несколько недооцениваете серьезность случившегося. Это не дурость, как вы сказали. Дурость — это кнопки одноклассникам на стул подкладывать. А антисоветские фильмы — это больше, чем дурость. К тому же, вы, возможно, не знаете, но там, на даче, Таисия Борисовна