Шрифт:
Закладка:
Я с удовольствием вдохнул полные легкие свежего лесного воздуха и зажмурился. После столицы, которая была сейчас похожа на кипящий котел, это место казалось мне сказочным и иномирным.
Покушение на Верену и маршала фон Мансфельда, неожиданная смерть принца Филиппа, гневная речь Карла, во всеуслышанье обвинившего в смерти старшего сына Оттона Второго, а затем и объявление войны Астландии — все это смешалось в одно липкое и дурнопахнущее варево, которое придется расхлебывать простым людям.
Послам Оттона Второго показали на дверь, как и всем астландским дворянам, «связанным с узурпатором». Герцога де Бофремона, умудрившегося подарить ядовитого зверя племяннику, по слухам отправили в его загородный дворец. Где он и ожидал решения короля.
«Красная» партия после смерти ее символа прекратила свое существование. Принц Генрих стал центром внимания всех влиятельных вельмож.
Кстати, вся эта шумиха пошла мне на пользу. Она отвлекла внимание столичного общества от моего имени. Мои первородные шпионы мне докладывали, что тетушка герцогиня дю Белле, будучи в хороших отношениях с принцем Генрихом, довольно быстро сориентировалась и начала появляться вместе с сестрами Макса на столичных приемах.
А вот у графа де Грамона дела шли, мягко говоря, не самым лучшим образом. Позорное бегство из Лисьей норы, похоже, навсегда оставило на его имени клеймо позора. Ситуацию усугубил побег Ивелин с каким-то безземельным бароном.
Паскаль Легран практически разорен и прикован к постели, перед графом де Грамоном в ближайшем будущем не откроется ни одна дверь ни в одном столичном дворце, герцог де Бофремон в опале — может быть, предопределение, о котором так часто мне последнее время говорят, действительно существует?
Так или иначе, я не собираюсь останавливаться. Письмена аурингов так и не расшифрованы. Все мои попытки разобраться в них порождают еще больше вопросов. А время, словно песок, утекает сквозь пальцы. Появление одной из хримтурсов в Лисьей норе яркое тому доказательство. Темные пробуют мою защиту на зуб. Правда, в этот раз им эти зубы слегка пообломали.
После боя с Фрией я сделал выводы и усовершенствовал стража-змея золотой маной, а также усилил его двумя призрачными химерами, клыки и когти которых мы добыли на Теневом перевале.
Остальные ингредиенты для призыва мне предоставила Мадлен, которая весьма уверенно начала подгребать под себя власть в столичных ковенах. Ее репутация стремительно росла. Особенно после поединка с Камиллой, считавшейся самой сильной ведьмой в Эрувиле. Мадлен легко справилась с ней, чем заставила всех матерей в городе задуматься. В общем, скорее всего, в столице появится верховная Мать. По крайней мере, все к тому идет.
Атака темной на мое логово закончилось вполне ожидаемо. Ей пришлось ретироваться. Судя по следам, она отправилась на север. Об атаке я узнал слишком поздно, поэтому догнать ее не представлялось возможным. А посылать по ее следу первородных — большой риск. Хримтурс сожрет их и не подавится.
К слову, у этой маленькой победы были весьма позитивные последствия. Новость о том, что темная, поджав хвост, сбежала из столицы подобно лесному пожару распространилась по столице и ее окрестностям, а затем, похоже, поползла дальше во все стороны материка.
Раньше мои рассказы о схватках с хримтурсами первородные принимали, но со скепсисом, а вот теперь они смогли воочию удостовериться в моей силе. Причем я лично даже не участвовал в бою.
Все больше и больше первородных изъявляли желание пройти обряд преображения. Многие из них готовились отправиться со мной в мою марку. Что весьма радовало, потому как Сусана Марино, продолжавшая снабжать Люкаса информацией, сообщила, что Золотой лев и уже король Адриан, заключив союз с Багряными, ударными темпами формируют легионы, чтобы взять реванш за поражение в бергонской войне. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кого первым аталийская армия захочет навестить. Надо было возвращаться в марку и начинать готовиться к вторжению аталийцев.
Однако здесь, в столице еще было много незаконченных дел…
Я тяжело вздохнул и сделал шаг вперед. Выйдя из тени деревьев, я начал медленно приближаться к хутору. Шел открыто и демонстративно расслабленно.
Меня заметили. Во дворе началась суматоха. Трое молодых характерников озадаченно смотрели на меня. Похоже, они не понимали, как мне удалось пройти невредимым через их полосу препятствий.
Из дома на зов одного из парней выскочил Базиль. При его появлении один из золотых крудов на моей груди сильно завибрировал. В тот первый раз я надеялся на ошибку или случайность, но сегодняшняя реакция кристалла — это лишние доказательство того, что он окончательно выбрал себе носителя.
Барсук смотрел на меня зло прищурив глаза.
— Нашел-таки, — вздохнул он, когда я приблизился к изгороди, покрытой рунной вязью. С такой защитой и частокол не нужен.
— Ты сам привел, — пожал я плечами. — Еще в тот день.
Барсук пробурчал под нос какие-то ругательства в адрес первородных и уже громче сказал:
— Ты зря сюда пришел. Я тебе все сказал. Если этому миру суждено погибнуть, значит, таково Предопределение.
Молодые характерники во все глаза разглядывали меня. Я приветливо им кивнул и втянул носом воздух, принюхиваясь. Молодняк, недавно прикоснувшийся к дару. Два кота и волчонок.
— Я уже много раз слышал о предопределении, — хмыкнул я. — Старейшины первородных твердят о нем. Духи аурингов, с которыми я встретился в изнанке, тоже говорили о нем.
При упоминании изнанки брови Барсука поползли вверх.
— Правы они или нет — мне, откровенно говоря, плевать, — сказал я. — Здесь и сейчас! Вот девиз, который мне по душе.
— Чего хочешь? — устало спросил Базиль. — Если думаешь, что я соглашусь за капельку древней силы состоять у тебя на побегушках, можешь разворачиваться и уходить.
— Нет, Барсук, похоже, Предопределение, которое ты так любишь поминать, приготовило для тебя совершенно другой путь.
Под настороженным и испытующим взглядом старого характерника я достал из кармашка перевязи кристалл, сверкнувший в солнечных лучах золотыми гранями, и положил его перед собой на ограду.
Руки старика задрожали, а бледное лицо вытянулось. В глазах плескались недоумение и неверие.
— Он тебя сам выбрал, — произнес я. — Возьми его, ауринг.
Конец девятой книги