и парламента. Она не сосредоточена исключительно в руках неответственного фактора, но ею руководят представители двух партий, либеральной и консервативной, под контролем короля, и парламенту предлагают большей частью свершившиеся факты, причем, если парламент их не одобрит, министерство выходит в отставку. Однако значительная часть внешней политики, — предварительные переговоры, подготовка к событиям, — разрабатывается в архивах министерства иностранных дел, куда заглядывают иногда сами лидеры оппозиции. Я знаю наверное, что для того, чтобы в парламенте избегнуть многих неприятных и бесполезных рассуждений при решении важных политических вопросов, на заседаниях совета министров всегда присутствовали или лорд Лансдоун, или Бонар Лоу. Понятно, эту систему многие критикуют, но ее продолжают одобрять обе руководящие партии, которые в Англии сменяются при всяком изменении в народном течении. Все это показывает, что даже в государстве, где издавна господствует конституционное управление, правительство не ждет, чтобы нация предписала ему вести войну, а считается с фактами и с интересами страны, как их понимают компетентные и руководящие круги: народ контролирует, народ одобряет или осуждает, народ хвалит или порицает, но он не может предварительно высказаться по вопросам, с которыми само правительство его не ознакомило. При таких обстоятельствах теоретическое суждение может быть весьма вредным для государства.

Если Вы предложите болгарскому общественному мнению только телеграмму г. Чапрашикова из Ниша, пересланную мне циркулярно за № 321, относительно ответа г. Ивановича по македонскому вопросу, данного итальянскому посланнику в Нише, нет сомнения, что оно выскажется за соблюдение абсолютного нейтралитета до конца. Если же одновременно познакомить общественное мнение и с тем, что доношу я и что доносили мои коллеги, то есть то, что узнается непосредственно от посланников в других государствах, я уверен, что его заключение было бы совершенно иным. В таком случае я бы прежде всего задал вопрос, почему министерство не обратится к своим представителям в Лондоне, Париже и Петрограде и не попытается узнать через них непосредственно от подлежащих правительств, предпринимало ли Тройственное соглашение перед сербским правительством меры к примирению его с Болгарией. Или, если по каким-нибудь причинам оно признает это неудобным, почему не расспросит оно г. Пашича, который не все сообщает своим чиновникам, а если ответ его покажется не вполне верным, то можно прибегнуть и к косвенным источникам, как средствам для проверки. По моим сведениям, отношения между Италией и Сербией вовсе не так искренни, чтобы по такому щекотливому вопросу г. Иванович был настолько откровенен и категоричен с итальянским посланником и чтобы мы могли безусловно верить ею словам. Тройственное соглашение не раз говорило г. Пашичу относительно примирения Сербии с Болгарией, и, если бы г. Чапрашиков обратился к нему самому или к князю Трубецкому, быть может, он узнал бы всю истину; не следует, однако, упускать из виду, что до сих пор (кроме разве того, что было сделано помимо меня) мы не высказывали желания вести переговоры и достигать соглашения по этому вопросу. Если бы мы заявили притязания, если бы мы дали понять, что при удовлетворении наших законных требований мы заключим соглашение или с сербами, или с самим Тройственным соглашением, мы имели бы право сердиться, что со стороны последнего ничего не сделано. До тех пор, пока мы будем держаться принципа не искать ни с кем соглашения, никто не обратится к нам с конкретными предложениями. Нация не должна выказывать себя ни особенно сильной и надменной, ни приниженной и слабой. Я боюсь, чтобы не имело вида, что мы, болгары, в различные периоды проявляли различные слабости. Поэтому я и позволяю себе в некоторых вопросах быть таким настойчивым, что, быть может, становлюсь неприятным. Я надеюсь, однако, что Вы простите мне эту слабость, зная, что она происходит от глубокого беспокойства, чтобы наша страна не осталась изолированной и обиженной.

Если я ни одной минуты не допускаю отсутствия патриотизма у болгарских деятелей, то все же я считаю, что различие во взглядах вызывается больше разницей в оценке событий, которая в настоящее время разделяет Европу. У нас есть люди, особенно среди офицерства, которые до сих пор еще не перестали верить в несокрушимую силу Австро-Венгрии и Германии. Есть и другие, которые говорят, что Германия действительно единственная сильная держава, но что она не может устоять до конца против образовавшейся коалиции. С самого начала я держался того мнения, что все коалиции, в которых Англия участвовала уже почти в течение двух веков, были победоносны; так будет и в настоящем случае. Того же мнения я держался даже и тогда, когда верил в то, что германцы войдут в Париж и, пройдя через Варшаву, войдут в собственно Россию. После семи месяцев войны я имею, однако, все данные для того, чтобы быть твердо уверенным в этом успехе. Но я иду далее и утверждаю: Германия может продолжать войну еще год, но Австро-Венгрия и Турция будут принуждены капитулировать. Или обе эти державы будут искать сепаратного мира, или же большая часть их территории будет оккупирована, и они будут вести полунезависимую в политическом отношении жизнь. До тех пор создастся такое фактическое положение, которое может впоследствии измениться. То, что меня пугает больше всего, — это что наша помощь станет лишней, и вместо переговоров мы будем принуждены просить. При всем моем уважении к военным, я не могу их считать непогрешимыми. Я знаю, что не все наше офицерство держится того мнения, что Германия победит, но, даже если предположить, что это будет так, все же считаю своим долгом напомнить Вам несколько фактов из недавнего прошлого. До начала балканской войны все военные агенты в Царьграде и все военные авторитеты Европы были того мнения, что турецкая армия побьет нашу. Перед второй балканской войной все наши генералы были уверены, что мы побьем и сербов, и греков. Несколько месяцев назад почти все наши офицеры держались того мнения, что австрийский экспедиционный корпус уничтожит сербскую армию. Все эти несбывшиеся предсказания указывают на то, что в войне, кроме военного элемента, участвуют и другие сильные факторы, которые не могут быть вполне предусмотрены нашими и иностранными офицерами или же которые умышленно игнорируются. Не знаю, насколько это верно, но мне сообщают, что наш главный штаб считает невозможным форсирование Дарданелл при помощи флота и морского десанта. Увидим, насколько это его пророчество будет верно. Но если мы будем еще раз обмануты, тяжело будет нашему отечеству… С нашей помощью, однако, Царьград был бы взят легко и без больших жертв. Тройственное соглашение удовольствовалось бы болгарской армией около 100 000 человек, с подкреплением около 100 000 французов и англичан и более