– Мы бы сидели сейчас на деревьях, если бы не умели фантазировать. Но когда твои сценарии в голове не воплощаются в жизнь – это больно, – спокойно сказала Рита, не открывая глаз.

Вьетнамская старушка массировала ей икры, похоже, не так усердно, как моя массажистка.

– Все мои сценарии уже кем-то воплощены, а потенциальные друзья – мертвы.

– Как круто, – сказал Лев.

Он не мог сосредоточиться на массаже. Постоянно дергал ногами, резко поворачивался то ко мне, то к Рите. Сейчас он чуть не заехал миниатюрной девчушке, похожей на школьницу, коленом по лбу.

– Это из твоего рассказа?

– Да, – нехотя призналась я.

Хотелось, чтобы мысль прозвучала резко и свежо, но я столько раз прокручивала ее в голове, что она действительно прозвучала как эпиграф или начало какого-то произведения.

– Можно почитать завтра на улице. – Лев повернулся к Рите, резким движением ноги опрокинув таз с водой.

Его массажистка что-то пробурчала на мяукающем вьетнамском. Остальные рассмеялись. Особенно ухохатывалась Ритина старушка. Она повторяла какую-то фразу и после каждого повторения заходилась кашляющим смехом. За ней вновь начинали смеяться все остальные массажисты. Лев стал снова пересказывать Рите наш прозаический баттл.

– Она мне…

После массажного салона мы взяли по мангово-маракуйевому смузи (мы со Львом поели до встречи с Ритой, а она сказала, что не голодна) и сели у реки на каменный бордюр.

Рита наконец-то рассказала, почему они поссорились с Савой. Рита наблюдала за туристами и из подсмотренных ситуаций зарисовывала одностраничные комиксы. Почти все туристы, оставшиеся в поле видимости после того, как Рита их зарисовала, покупали эти забавные комиксы-открытки.

Она показала нам один образец. На нем две туристки фотографировались на одном из мостиков. Одна из девушек стояла с полароидом спиной, вторая позировала ей. На первой картинке – это идеально красивая девушка с уложенными волосами. На второй: «Подул ветер. Щелк от затвора камеры. И девушка получилась лохматой». На третьей: «На мост въезжает велосипедист. Щелк! И вместо девушки на снимке парень на велосипеде». Сценки были зарисованы схематично, но в этих размашистых быстрых штрихах была такая динамика.

– Круто! Я бы тоже купила такую на память. Ты – гений!

– Ага, гений. Сава сказал, что все покупают, потому что это слишком попсово.

– Что у вас случилось?

Рита тяжело вздохнула. Она часто это делала. Мы всегда смеялись, что она выдыхает всю вселенскую грусть.

– Он… У него никто ничего не купил. Сначала он пытался продать свои старые детские книжки. Потом – читать последние заметки. Один мужчина, увидев на обложке книжки фамилию Всполохов-Енисейский, сказал, что Владлен Савельевич испортил ему всю жизнь. Ему на экзамене попался билет про «Енисей течет», а он не читал его. Сказал, что из-за заваленного экзамена не смог поступить куда хотел. А Сава очень разозлился, что его не замечают, все видят только фамилию деда. Вы ведь сами знаете, как он реагирует на упоминание деда или сравнение с ним. Сказал, что его даже не пытаются слушать. Что всем проще, не вдумываясь, покупать попсовые картинки. И ушел.

Я не знала, как утешить Риту. Сказать, что это совсем не ссора? Ведь ее не хватали за горло, не таскали за волосы, не лупили по щекам и не кидали смятые купюры, как шлюхе. Но тут она сама сказала:

– Я беспокоюсь за него. Он ничего не ел со вчерашнего дня.

Мы со Львом переглянулись, он сказал:

– Рядом с тобой с ним ничего не случится.

– Почему он не поменяет фамилию? – Мы бродили по кварталам, пару раз вышли за пределы Старого города. Но встретили только огромных крыс, которые, завидев нас, противно шлепали по брусчатке. Савы нигде не было.

– Из-за уважения. Его дедушка ведь умер не так уж и недавно. Семья считает, что если Сава откажется от фамилии, как уже отказался от литературного наследия деда, то это будет предательством. Да и… он не признается, но деда он обожает.

– Но ведь не может быть двух Пушкиных. Он всегда будет вторым, «после».

– Но было два Толстых. Я верю в него.

– Ты во всех веришь.

– Потому что все достойны того, чтобы кто-нибудь в них верил. А Сава – достойнее всех. Ты читала то, что он пишет сейчас?

– Нет еще.

Стыдно признаться, но я не читала ничего из работ Савы из-за страха. По его правильной, такой свободной и богатой речи было понятно, что пишет он так же – легко и «как надо». В конце каждой недели Адам говорил нам оставлять свои блокноты с заметками, рисунки на столике в саду, чтобы каждый мог взять и почитать. Но я предпочитала листать наброски Риты или пробегать глазами по стихам Лины, чем унижать свою самооценку Савиными работами.

– Мне понравилось про девушку, которая всю жизнь парила над землей и не могла коснуться ногами поверхности. Это – как мы все, – сказал Лев.

– Мой любимый рассказ – про отражение Санкт-Петербурга в каналах и реках. Там отражение живет как подводный город. Когда у меня будет побольше времени, я проиллюстрирую его. Почитай обязательно!

Саву мы нашли в баре вместе с Максом и компанией его новых друзей. Пока мы растерянно стояли на пороге, Сава с Максом вливали в себя шоты текилы, пьяно хохоча. Бар был стилизован под партизанский лагерь. На стенах висели вьетнамские флаги, пергаментные карты, каски защитного цвета, столики были сделаны в виде ящиков с динамитом.

– О, а вот и девочки подъехали! – первым нас заметил Макс.

Сава посмотрел на Риту стыдливым взглядом и быстро отвернулся к бутылке.

Рита подошла к нему, но Макс закричал:

– Эй! Дай парню расслабиться!

Плечи Савы были напряжены, спина ссутулена. Сзади казалось, что он что-то печатает.

– Пойдем! – Рита положила руку ему на плечо.

– Я хочу напиться!

– Мы тоже! Но не здесь!

– Давайте все напьемся! В жопу «Джунгли»! Я хочу отдыхать! – крикнул Макс и выпил еще один шот. Потом повернулся к бармену и по-русски сказал: – Давай еще лайм, видишь, все уже сожрали.

Бармен, заискивающе улыбаясь, закивал и ушел.

– А знаешь, – Макс задумчиво посмотрел на меня пьяным взглядом, – у меня идея. Ты ведь мне должна.

– Должна позировать, – на всякий случай уточнила я.

Ребята, которые были с ним, заржали.

Макс соскользнул с барного стула и, пошатываясь, как слегка потревоженный маятник, подошел ко мне. В его глазах мерцали сумасшедшие искорки.

– Мы можем сделать с тобой самую охуенную вещь за всю историю «Джунглей». Да, я даже тебе еще заплачу.

– Я не буду