из местного религиозного союза без отречения от иудейства мог бы быть легко разрешен с точки зре­ния национального союза: еврей свободомыслящий может не быть членом религиозной общины, оставаясь членом национальной об­щины. Но до такой широкой постановки вопроса не могли додумать­ся в эпоху господства ассимиляции.

Мало-помалу религиозная борьба улеглась, уступив место уза­коненному расколу общин на группы ортодоксов и «либералов». Последний термин вытеснял прежнее название «реформисты» по мере того, как терялись следы «реформы», превратившейся в «существу­ющий порядок». Под «ортодоксами» подразумевались везде неоор­тодоксы, ибо в Германии давно сошли со сцены старые ортодоксы, отвергавшие всю европейскую культуру. Новая ортодоксия усвоила не только внешнюю культуру: она поддалась ассимилирующему вли­янию немецкой среды и в своей внутренней жизни, — но тем судо­рожнее цеплялась она за религиозную обрядность, как единственный для нее якорь спасения.

Среди всеобщего внутреннего распада замечалась, однако, тен­денция к объединению общин на почве взаимопомощи, объединя­лись различные государства Германии, объединились и евреи этих государств. В 1869 г., во время заседаний лейпцигского синода, был учрежден «Немецко-еврейский Союз общин» (Deutsch-israelitischer Gemeindebund). Общины различных государств Германии, вошедшие в состав союза (в 1872 г. число их было 113), соединились для взаим­ных услуг и осведомления по делам управления, благотворительности, устройства школ, подготовки раввинов и проповедников, а так­же для совместной деятельности по улучшению политического и об­щественного положения евреев. Всякие религиозно-партийные воп­росы исключались из программы союза, так что в него могли вступать и реформированные, и ортодоксальные общины. Эта федерация, начавшая правильно функционировать в 1872 г., все более разветвлялась и впоследствии объединила несколько сот общин Германии. Бюро союза находилось сначала в Лейпциге, а с 1882 г. — в Берлине.

§ 38. Историография и национальная идея (Грец и Гесс)

Немецко-еврейский литературный ренессанс, ознаменовавший вторую четверть XIX века, продолжал давать плоды и в следующую четверть века. Плоды оказались более зрелыми: почва уже была обработана. В центре литературы по-прежнему стояла историческая наука. Еще продолжал свои кропотливые исследования «отец еврейской науки» Л. Цунц. В освободительную эпоху, под шум политических переворотов, он писал свою трилогию о синагогальной поэзии (§ 14), систематизировал средневековый мартиролог еврейства как законченное историческое явление, не предвидя его повторения. Углубился в еврейскую науку и борец реформации Гейгер, после того как его идеалы отчасти осуществились. В 1857 г. он издал свой крупнейший труд «Древний текст и переводы Библии в связи с развитием иудаизма» (Urschrift etc.), где установил тесную связь между канонизацией Библии и борьбою саддукеев с фарисеями в греко-римскую эпоху и ярко осветил историческую полосу, соединяющую устное учение с писаным. Различные моменты позднейшей истории освещены в ряде монографий Гейгера: о Габироле, Иегуде Галеви, Кимхидах, Леоне Модене, Исааке Троки, а также в статьях периодических изданий (галицийские «Kerem chemed», «Ozar nechmad» и «Hechaluz» и Гейгеровский журнал «Jüdische Zeitschrift für Wissenschaft und Leben» (1862—1874). Свои общие исторические воззрения Гейгер изложил в ряде лекций и проповедей, читанных в 60-х годах и собранных в трехтомной книге «Еврейство и его история» («Das Judentum und seine Geschichte», 1865— 1871). Приспособленный к аудитории раввина-реформиста, этот труд дает не философию истории еврейского народа, а теологическую систему развития иудаизма, которую автор отождествляет с еврейской историей вообще. Корень системы заключается в том, что вначале была идея: высокая идея монотеизма, для которой Провидение создало живого носителя — еврейский народ. Как на­род, созданный только для осуществления в мире определенной духовной миссии, Израиль не мог удержаться в тесных рамках госу­дарства и национальности: дух разрушил эти рамки и вырвался на­ружу. Христианство пыталось присвоить себе миссию иудаизма, но осуществило ее в несовершенной форме, ибо изобрело догмы трои­цы, богочеловека и искупления от первородного греха. Задача иуда­изма поэтому сводится к водворению в мире абсолютной формы монотеизма, совместимой с требованиями разума. В этом — счастье диаспоры. «Замкнутое» национальное еврейство не могло бы выпол­нить такую миссию; рассеянное, входящее в состав других наций в виде отдельных «религиозных групп», оно эту миссию выполняет и со временем выполнит.

Не все, однако, признавали эту господствующую идеологию эпохи. Путем научного исследования открывались иные пути в исто­рической эволюции еврейства. Представитель «позитивно-историчес­кого» направления Захарий Франкель раскрывал в своих трудах на еврейском языке («Darke ha’mischmah» и «Mewo ha’jeruschalmi», 1859 и 1870 гг.) эволюцию «устного учения», Мишны и Талмуда, не навя­зывая ей современных тенденций. Издававшийся им с 1851 года «Еже­месячник для еврейской истории и науки» («Monatsschrift für Geschichte und Wissenschaft des Judentums») вносил живую струю в историческую науку, которая разрабатывалась здесь не под давлением богословских систем. Как директор «Еврейской теологической семинарии» в Бреславле (с 1854 г.) Франкель больше заботился о подготовке науч­ных деятелей, чем теологов-раввинов. В этой атмосфере научной мысли созрел мощный талант лучшего еврейского историографа — Генриха (Гирша) Греца (1817—1891).

Уроженец прусской Польши, вскормленный в ранней юности традиционной еврейской наукой и затем уже перешедший к европей­скому знанию, Грец сначала склонялся к неоортодоксизму своего учителя Самсона-Рафаила Гирша; но чуткий критический ум скоро отвлек его от этого направления, которое мумифицировало иудаизм. Углубившись в изучение еврейской истории, Грец почувствовал бие­ние народного пульса под покровами всяких религиозных систем. Он задумал исполинский труд: изобразить многовековую жизнь ев­рейского народа на основании критически проверенных источников. Существовавшие уже исследования отдельных моментов истории значительно облегчили Грецу работу, но для сооружения целого зда­ния еврейской историографии нужен был гений архитектора. Грец и был таким архитектором. Он начал свой труд с талмудической эпохи (4-й том его «Geschichte der Juden», опубликованный в 1853 г.), и сразу обнаружилась разница между ним и его предшественником Иостом. Вместо бледных теологических призраков перед читателем выступали живые фигуры творцов Талмуда, движущиеся на фоне исторических событий — политических и общественных кризисов. Еще с большим блеском проявился талант Греца в третьем томе «Истории евреев», посвященном периоду Хасмонеев и римского владычества (1856). Страстная борьба нации за свою независимость, соперничество греко-римской и еврейской культур в Иудее и диаспоре, внутренние столкновения партий, наконец, последняя война Иудеи с Римом — все это изображено яркою кистью художника и в то же время освещено тонким критическим анализом. В это время Грец уже распространял историческое знание двойным путем писаного и устного слова — своими лекциями в Бреславской семинарии, где он состоял преподавателем с 1854 г. до конца жизни. С каждым томом «Истории евреев» росла зрелость его исторической мысли. В пятом томе, трактующем об эпохе эпигонов Талмуда и гаонов, у Греца вырывается следующее определение еврейской истории, весьма близкое к новейшей национальной концепции: «История поталмудического периода все еще имеет