Кулябко прочёл Богрову небольшую лекцию, как входить в доверие к товарищам, как их расспрашивать, как придумывать различные версии, чтобы узнать правду, как верно ставить вопросы. Словом, он обучал новичка всем азам своего ремесла и хотел, чтобы тот был внимательным к его поучениям, потому что на карту поставлена жизнь агента и связанные с его деятельностью тайны. А тайны должны всегда оставаться тайнами, да такими, чтобы о них никогда не смогли узнать.

— В этом вся наша профессия, — любил повторять охранник.

Сделка состоялась. До конца 1909 года Богров честно служил охранке. Во время каждой их встречи Кулябко непременно спрашивал:

— Как ваши дела, Дмитрий Григорьевич? Что новенького?

И человек, носивший кличку тайной полиции, докладывал не только о том, что знал, но и том, какие изменения происходят в его жизни. Таковы были правила игра.

А изменения у молодого человека происходили возрастные. Он мужал. В феврале 1910 года окончил университет и стал помощником присяжного поверенного у известного адвоката С.Г. Крупнова. Кулябко был доволен: агент имел все возможности успешно сотрудничать с ним, потому что имелись все условия для его роста — образование, широкие связи отца, работа, позволявшая общаться с большим кругом людей.

Так и покатилась жизнь по колее — работа в адвокатской конторе, встречи с товарищами, посещение охранки.

В июне 1910 года Богров вдруг решил переехать в столицу. Этот факт можно понимать по-разному — то ли хотел избавиться от уз, которыми был повязан с охранкой, то ли испугался разоблачения и потому решил не рисковать, а “лечь на дно”.

— Хочу освежиться, — объяснил он Кулябко, — а то чувствую иногда, словно нахожусь в стоячей воде. Воздуха не хватает.

Кулябко понимал, что Богров прав — нельзя же вариться в собственном соку, сидеть на одном месте, никуда не выезжать, хотя финансовые возможности для этого имеются. Однажды он спросил Аленского:

— Даёт ли вам батюшка денег на карманные расходы?

— Разумеется, — ответил Дмитрий. — Обычно по пятьдесят рублей в месяц. Меня это устраивает.

— Вам, должно быть, их хватает?

— Конечно. Если надо, он может дать и больше.

Кулябко неспроста затронул финансовый вопрос. Он хотел знать, доволен ли его “подопечный”, не пора ли ставить вопрос о повышении его оплаты.

Впрочем, сказать уверенно, что Аленский поставляет важную информацию, охранник не мог. Были, конечно, интересные факты, но по степени важности — так себе: обыденные новости о местной жизни, которая больше напоминала болото со стоячей водой — члены подпольной организации о чём-то беседовали, кто-то уехал, кто-то приехал, кто-то просил товарища на словах передать то-то и то-то. Крупных дел не было.

И потому, когда Богров заявил о своём желании уехать из Киева, Кулябко не слишком расстроился. “Пусть развеется”, — подумал он. Будучи ищейкой, он понимал, что все связи, приобретённые Богровым в другом городе, станут известны и ему, а это пойдёт лишь на пользу службы.

Товарищам своим Богров сказал, что переезжает в столицу, чтобы сделать карьеру. Одного не учёл, что молоденькому адвокату, да ещё без связей в профессиональной среде, да к тому же приезжему, да ещё нерусской национальности, инородцу, сделать карьеру будет нелегко.

Но он отправился покорять столицу. В поступках молодых всегда больше порыва, чем логики.

Правда, отец отговаривать от поездки его не стал. Если хочет, пусть едет — таково было мнение Богрова-старшего.

Позже люди, изучавшие жизнь и деятельность убийцы Столыпина, скажут об этой поездке: Богров хотел избавиться от назойливости киевской охранки и тем самым встать на честный путь.

Из письма Д.Г. Богрова другу, 5 октября 1909 года:

“Я не могу тебе описать всех неприятностей, которые меня доводили одно время до бешенства: да и вообще, что за охота жить со связанными руками, для меня это не жизнь. Правда, уехать из Киева я мог бы ещё месяц тому назад и даже за границу, но... это было бы сопряжено с отложением экзаменов на май 1910 года, и, следовательно, разрыв с Киевом опять отложится”.

Из письма Д.Г. Богрова другу, 8 октября 1909 года:

“Легче всего сделать карьеру в глуши, где-нибудь в Сибири, но пока туда ехать рано, не приобретён ещё необходимый адвокатский опыт. Интересно приехать туда уже готовым юристом. Поэтому я намерен поехать в Москву, так как там есть “юридические родственники”, а уж потом устремлюсь на восток. Вот так вырисовывается моя биография... Кроме того, в Петербурге положение адвоката-еврея благоприятнее, нежели в Киеве или даже в Москве... Расстался я с Киевом без всякого сожаления, немедленно после окончания экзаменов и освобождения от воинской повинности. Теперь, наконец, у меня развязаны руки...”

В Петербурге знакомый Богрова-старшего устроил Дмитрия на службу в “Общество для борьбы с фальсификацией пищевых продуктов”, но молодому юристу там не понравилось — не тот размах, не те возможности. И он решил обратиться к своему верному покровителю — Кулябко, на его взгляд, человеку всесильному.

На письмо Богрова Кулябко ответил, не мешкая. Смысл ответа был прост: от его имени следует обратиться к полковнику фон Коттену, начальнику Петербургского охранного отделения. А как раз в это время в столицу поступила секретная телеграмма из Киева, в которой, как и полагалось по инструкции, Кулябко сообщал, что “в Петербург выехал секретный сотрудник по анархистам Аленский”. Телеграмма предупреждала: агент должен явиться в охранное отделение. Всех своих агентов охранка старалась держать под постоянным наблюдением.

Полковник фон Коттен внимательно прочитал депешу из Киева, сидя в кабинете и знакомясь со служебной перепиской. Сообщение Кулябко не произвело на него никакого впечатления: в столицу постоянно приезжали агенты провинциальных охранных отделений, но не все вживались в местные условия. Несмотря на это, в каждом новом случае полковник фон Коттен надеялся получить хорошего осведомителя. Чем их больше, тем лучше, был убеждён он.

Кулябко сообщал: агент Аленский уже несколько лет работает в Киевском охранном отделении, “причём сначала по социал-революционерам, а затем перешёл к анархистам”. Далее из текста сообщения фон Коттен узнал, что после одной из ликвидаций, произведённой киевской охранкой, положение Богрова несколько пошатнулось, ввиду чего он временно отошёл от работы, а вот в последнее время ему удалось рассеять все возникшие против него подозрения, и он находит вполне возможным возобновить свою работу”.

— Что ж, пожалуйста, приступайте...— радушно произнёс полковник, приняв Богрова.

Богров повторил ему то, что