Шрифт:
Закладка:
Знаток писаний сказал:
«Быть неискренним, когда говоришь, «быть вероломным», когда условишься о встрече, «не проявлять смелости» перед лицом беды, «не быть преданным, когда служишь государю» — это самая большая непочтительность к родителям. Мэн-цзы сказал: «Нынешние младшие чиновники и нынешние сановники все люди, виновные перед [удельными правителями]», «все потворствуют их намерениям и тем потакают их злодеяниям»[1775]. Ныне вы, сударь, не искренни и не честны, расстраиваете правление искусными, [лживыми] речами, домогаетесь расположения [вышестоящего] угодничеством и лестью. Таким нет места [на службе] в наш век. В «Вёснах и осенях» сказано: «Ученый придерживается одного и остается неизменным, следует принципам [Неба] и не [ищет] помощи извне, выполняет свои служебные функции — и только»[1776]. Поэтому, «если чей-то пост низок, а [сам он] ведет речь о высоком, это преступленье»[1777]; «говорить, когда еще не следует говорить, это торопливость». Был эдикт, [повелевавший] министрам[1778] участвовать в этом обсуждении, а вы [только] попусту состязаетесь [с нами] в красноречии[1779]».
Глава 26
Язвительная критика суждения [противника]
Писец канцлера сказал:
«Лес в горах не отказывается [дать приют низкорослым] перечным и коричным деревьям и благодаря этому достигает своей высоты; благородный муж «не отказывается [внять] словам [совета простого] дровоноса и благодаря этому увеличивает свою славу»[1780]. Несомненно, много видавший обладает обширной эрудицией; много слыхавший обладает [большими] знаниями; «кто отвергает увещания, у того [мысли натыкаются на] преграду»; «кто упорно держится своих [пристрастных взглядов], тот остается в одиночестве»[1781]. Поэтому кто обсуждает замыслы с нижестоящими, у того нет просчетов в его планах; кто советуется с толпой людей, у того нет загубленных достижений. В «[Классической книге] стихов» сказано: «Спроси совета у [заготовителей топлива — ] косарей и дровосеков»[1782]. Поэтому раз все [простолюдины в] холщовой одежде могут «высказывать сужденья, увещая при помощи иносказаний», то что же говорить тогда о [таких, как я], писцах министров? В тексте «Вёсен и осеней» не записаны младшие чиновники, но [там] записан «Сюань», ибо его рассматривают как «младшего чиновника [канцлера] — главы [бюрократии]»[1783], [а я занимаю такую же должность]. Кун-цзы сказал: «[Если бы это было дело правления], то хотя меня и не используют [на службе], пожалуй, я бы участвовал [в его обсуждении] и узнал бы о нем»[1784]. Я, ваш слуга, бездарен, но я тоже когда-то вслушивался [в слова наставника, занимая по отношению к нему] низкое положение [подчиненного], «подобрав полы одежды» и согнув пальцы [сложенных в знак почтения рук], получал наследие [школы — наставления учителя — ] на стезе благородного мужа[1785]. Знаток писаний, если вы сказали что-то правильно, какой вред принесут слова вашего слуги? Если же вы, знаток писаний, сказали что-то неправильно, то, даже если бы это был не я, писец канцлера, кто бы не назвал это неправильным?».
Знаток писаний сказал:
«Помогать другому человеку, опираясь на свою прямоту, — это называют преданностью; руководить другим человеком, опираясь на свою порочность, — это называют угодливостью. Ведь кто выступает против ошибок [вышестоящего] и дает ему добрые [советы], тот преданный подданный для государя, тот прямой младший чиновник для сановника. Кун-цзы сказал: «Если у сановника есть трое подданных, [способных на] увещания, то, пусть даже он не [идет по] пути космической гармонии, он не потеряет своего владения». Ныне вы, сударь, находитесь в рядах «младших чиновников [канцлера] — главы [бюрократии]»[1786], но не обладаете сердцем, [исполненным] преданности и прямоты, не в состоянии выпрямлять криводушных, не в состоянии исправить порочных; вы следуете по течению, чтобы обеспечить себе покой любой ценой, клонитесь по ветру, чтобы угодить вышестоящим. Вы беспринципно соглашаетесь с тем, что говорят вышестоящие, приспосабливаясь, подчиняетесь тому, что делают вышестоящие, как тень сообразуется с [формой] тела и эхо [откликается] на голос, и в конце концов ничего не одобряете и не осуждаете [самостоятельно]. Вы рядитесь в одежду конфуцианского ученого, носите шапку конфуцианского ученого, но не в состоянии осуществлять его путь, ибо вы — не тот конфуцианец, подобно тому как у глиняного дракона есть все — разноцветный узор [чешуи], голова и глаза, но все же он не [настоящий] дракон, крупка дубровная похожа на овощ, но вкус у нее иной, нефрит и [простой] камень похожи, но разного рода[1787]. Вы, сударь, не конфуцианский ученый, который [вслед за мудрецом] по фамилии Кун придерживается классических книг и блюдет истинный путь, а конфуцианский ученый, который [притворно] соглашается, [льстя] в лицо министрам; вы — «человек не моего сорта». Когда Жань Ю, будучи главным управляющим у [министра] по фамилии Цзи, «увеличивал его [богатство]», Кун-цзы сказал: «Ученики мои, стоило бы с барабанным боем напасть на него». Поэтому кто «помогал [тирану] Цзе», не был умным; кто «собирал [налог] для» Цзе, не был человеколюбивым»[1788].
Писец канцлера хранил молчание и не отвечал.
Глава 27
Обсуждение [вопроса о] том, что приносит пользу
Сановник сказал:
«Мудрый правитель, занимающийся [устроением людей] нашего века, «чувствует заботу о тьме простолюдинов и усердно трудится для них»[1789], думает о том, что северная граница еще не умиротворена; он послал посланцев рекомендовать достойных и хороших людей и знатоков писаний высшего разряда и пригласить всех ученых, обладающих истинным путем, желая рассмотреть их особые суждения и необыкновенные планы: он очистил сердце [от предвзятых мнений], внимательно вслушивался [в их слова], внемля им, и надеялся что-то получить [от них][1790]. Но учителя оказались не в состоянии придумать необычный план, такой план, который дальновидно намечает карательный подход против сюнну и умиротворение района границы[1791]; они держатся за иссохшие [от старости] дощечки [древних книг], упорно придерживаются пустых слов, не понимают, к чему следует устремиться и что отвергнуть, каковы перемены во временах, их суждения ни на чем не основаны, они — как те, что скребут себе спину, когда чешется колено; когда они спорят и прекословят у ворот [дворца] государя, невозможно