Шрифт:
Закладка:
СВИТОК 6
Глава 29
Избыток [богатства у одних] и [его] нехватка [у других]
Сановник сказал:
«Я-то думал, что достойный и хороший человек [соображает] несколько лучше [знатока писаний], но в конце концов оказалось, что он подменяет друг другом и путает друг с другом тьму и свет, [разглагольствуя], как скрипят повозки варваров ху, когда следуют [вереницей] одна за другой. Учителя, разве вы не видели цикады в последний месяц лета? Ее пение [так и] лезет в ухо, а когда налетит осенний ветер, то пение прекращается. Учителя[1849], «не говорите легкомысленно того, что вздумается»[1850]: если не думать о [грозящей из-за] этого беде и замолчать лишь после того, как она придет, — это слишком поздно».
Достойный и хороший человек сказал:
«Когда Кун-цзы читал записи историков, он глубоко вздыхал, ибо скорбел, что справедливая внутренняя духовная сила[1851] была отринута, а [отношения] государя и подданного оказались в опасности. Ведь достойный человек и благородный муж рассматривают [устроение] Поднебесной как взятую на себя обязанность[1852]. Кто взял на себя обязанность [заботиться о] великом, тот думает о далеком [будущем]; кто думает о далеком [будущем], тот забывает о близкой [опасности]. Когда искреннее сердце горюет и скорбит, то в нем возрастают лишь сострадание и сочувствие. Поэтому [у кого] искреннее сердце, [тот] независим [в своих мнениях и поступках], и [у него] нет опасений [за себя]. Вот почему стихотворцы создавали [свои произведения], скорбя [о других], а Би-гань и [У] Цзы-сюй забыли о себе и не вспомнили о [грозящей им] беде. Если им было ненавистно, что людей так настоятельно заставляют тяжко трудиться, как могли они молчать? В «[Классической книге] стихов» сказано: «Опечаленные сердца словно сжигает огонь, [люди] не отваживаются даже на шутливый разговор»[1853]. Кун-цзы «имел беспокойный вид», ибо ему «были омерзительны упрямцы, коснеющие в своем непонимании»; Мо-цзы имел встревоженный вид, ибо печалился о людях своего века[1854]».
Сановник хранил молчание.
Канцлер сказал:
«Желательно услышать об избытке [богатства у одних] и о [его] нехватке у других[1855]».
Достойный и хороший человек сказал:
«Здания дворцов, колесницы и кони, платье и одежда, утварь и орудия, погребальные [обряды] и жертвоприношения, еда и питье, звуки [музыки] и красота [женщин, вещи, которые держат ради] забавы и прихоти, суть то, чего не в состоянии перестать [желать] чувства людей. Поэтому совершенномудрые люди [создали] для них установления и нормы, чтобы преградить путь этим [чрезмерным желаниям]. Недавно младшие чиновники и сановники стали стремиться [только] к могуществу и выгоде, пренебрегать нормами поведения и справедливости, поэтому [люди из] ста кланов уподобляются и подражают им, очень серьезно преступают установления и нормы. Я по порядку изложу, как [с этим обстоит] теперь и как [обстояло] в древности, в [следующих] словах:
В древности из хлебов, овощей и фруктов «не ели того, что не достигло поры [созревания]», «из птиц, зверей, рыб и черепах» не ели «тех, которых не годилось убивать». Поэтому [охотникам и рыбакам со стрелами], привязанными на шелковые нити для стрельбы по птицам, и с сетями [для ловли птиц и рыб] не было доступа на болота и озера[1856], и они не ловили линяющих [птиц и зверей]. Ныне же богатые гонят, истребляют и ловят тенетами [птиц и зверей], нападая врасплох, захватывают оленят и птенцов; предаваясь своим пристрастиям, становятся привержены к опьяняющим напиткам, которых в кабачках — что [воды] во множестве рек; они убивают ягнят, режут поросят, сдирают кожу[1857] с желторотых птенцов, [употребляют в пищу весенних гусят и осенних цыплят], зимнюю мальву и порей, [выращенный в] теплице, кориандр и [молодые] фиолетовые побеги имбиря, горец и периллу, разные съедобные древесные грибы, [в том числе] растущие на шелковице и на стволах других деревьев[1858], [мясо] животных, покрытых шерстью или голой кожей, [плоть] насекомых и пресмыкающихся[1859].
В древности балки и стропила из дуба, кровли из тростника, «вырытые [на крутых берегах рек] пещеры» и снабженные сверху коньковым брусом «землянки»[1860] годились только на то, чтобы защитить от холода и жары, укрыть от ветра и дождя. Когда же настали более поздние времена, [то даже у залов, принадлежавших Яо и Шуню], «балки и стропила из дуба не были отесаны, кровли из тростника не были подрезаны»[1861]; не было такой работы, как отесывание и подрезывание, такого труда, как полировка и шлифовка. [При Чжоу] сановник обтесывал четырехгранные стропила во всю длину, младший чиновник обтесывал концы [стропил], а простолюдины[1862], [орудуя] топором, строили только дома из [неотесанных] бревен. Ныне богатые [возводят деревянные] башни, где [бревна громоздятся друг на друга, пересекаются и подпирают друг друга так же, как в] колодезном срубе; увеличивают [число] балок, вырезают узоры на балюстрадах и белят стены для красоты[1863].
В древности, если «платье и одежда» «не соответствовали» установлениям, «утварь» и орудия «не годились» для использования, их «не продавали на рынке». Ныне в народе покрывают резьбой и гранят вещи, не соответствующие [прежним установлениям], гравируют и разрисовывают бесполезные предметы, которые [держат ради] забавы и прихоти[1864]. [Люди любят] одежды с пестрыми вышивками пяти цветов — черного, желтого и разных видов
