Шрифт:
Закладка:
А теперь пора домой. Впереди меня ждала самая загадочная и последняя рукопись, которую мне передали в Вене. Это было моим ближайшим делом, которое венчалось словом которое любят громоздить в финале фильма все киношники: конец.
Всё получилось иначе, о любимом слове синематографистов пришлось просто забыть.
XXVI. Рудольф Смирнов идёт ва-банк
«Он положил мне руку на плечо и произнес слова, которые я до сих пор помню: „Ким, ваша миссия закончена. В нашей службе существует правило: как только тобой начинает интересоваться контрразведка – это начало конца“.»
На другой день я вернулся в Берлин. И решил разобраться с Линдой Шварцер и поставить в своей командировке своеобразную логическую точку. А уж потом окончательно и бесповоротно нырнуть в апартаменты Сони Шерманн… поскольку мой час уже пробил. Мог ли я догадываться о том, какие жуткие испытания ждут меня впереди?
Больше всего меня удивило то, что фрау Шварцер будто ждала моего звонка и тотчас предложила:
– Где нам лучше встретиться?
– Может, в Берлине? – сказал я. – У меня там дела.
– Не понимаю, что может быть интересного в городе? Предлагаю за городом, – стала торговаться она. – Кстати, у меня коттедж в окрестностях Берлина – такой чудесный кусочек бранденбургской земли…
Поскольку я тактично промолчал, она решила все за меня:
– Вас заберет мой шофер, поскольку найти мой особняк – довольно трудная задача. Обратно он доставит вас куда нужно.
– Что ж, идет, – смиренно отозвался я.
Мы договорились на среду, во второй половине дня.
Водитель подрулил ко мне на «опеле» у Бранденбургских ворот. Я уселся позади, и мы поехали. Машина долго мчалась по проспектам столицы; мы выезжали на окраины, затем вновь неслись мимо фешенебельных районов. Складывалось впечатление, что водитель намеренно запутывал маршрут.
Стоял ноябрь, смеркалось быстро, уже включилась иллюминация.
Мы добрались до места при свете фар и ослепительно-холодной луны, воспарившей над горизонтом. Машина затормозила у глухих ворот, которые бесшумно раздвинулись, и мы въехали на обширную лужайку, покрытую зеленой травой. Перед громадиной-домом стоял старый ветвистый дуб – знаковый германский символ.
Фрау Линда Шварцер встретила меня без лишних разговоров, заперла входную дверь и пошла впереди. Мне оставалось только молча следовать за ней, пока мы не оказались в просторном кабинете с камином, в котором, потрескивая, горели дрова.
Она выглядела достаточно гламурно: высокая фигуристая шатенка с зачесанными назад волосами. Ни дать ни взять легендарная Изольда, которую спас Тристан, роль которого мне выпало сыграть. Напротив камина стояла пара кресел, обтянутых светло-коричневой кожей. Такие удобные и манящие.
Музыкальный центр «Филипс» гордо стоял посреди гостиной. Обе колонки были направлены в нашу сторону. За ним была полка с компакт-дисками. На ней лежали пустые пластмассовые боксы для лазерных дисков. В стене был распахнут бар с подсветкой – там красовалась батарея бутылок.
Фрау Шварцер включила бра. Потом указала на низкий коктейльный столик с колесиками, сервированный на две персоны. Я повернулся, и мы впервые за этот вечер посмотрели друг на друга. Я поджал губы и непроизвольно поцокал языком.
– Вот это рандеву. Королевский вариант.
Я повнимательней разглядел ее. Ей удалось соорудить красивую прическу, зачесав назад волосы и уложив их в пучок. Волосы поблескивали лаком – должно быть, женщина всерьез колдовала над своим неповторимым обликом.
Когда видишь привлекательную женщину, изящно «экипированную», то дух захватывает не на шутку и надолго, как у безусого юнца, вдруг оказавшегося тет-а-тет с восходящей звездой шоу-подмостков или с топ-моделью от известного кутюрье. Фрау Шварцер, одевшись подобным образом, намеренно старалась быть соблазнительной, разыгрывая некий пока неясный для меня спектакль. Я даже почувствовал определенное облегчение. Ведь насколько я знал, меня мог встретить выстрел из снайперской винтовки, отравленный дротик в шею или наряд криминальной полиции.
– Вы учтивы, как гиппопотам из зоопарка, – сыронизировала она. – Кстати говоря, вы и сами смотритесь на пять с плюсом.
– Для меня остается загадкой: вторая встреча с гламурной женщиной – это не просто везение, фортуна! Да еще в Берлине, который не чета заштатному Бонну…
– Мир тесен. Вот за это давайте выпьем, – предложила она, улыбаясь. – Тем более что я полностью с вами согласна. Что вам налить?
Я проводил ее взглядом, когда она подошла к столику и склонилась над столешницей. Какой утонченный вкус у фрау – ничего не просвечивает; в общем, настоящая леди из высшего общества, принимающая в своем доме гостя. И я – точнее Гансвурст Фрайер – никак не мог избавиться от приятного ощущения, что все это сделано ради меня. Прокашлившись, я проговорил как можно жестче:
– Мне, фрау, «Хеннесси», двойную порцию.
– Неужели сразу двойной?
Она пыталась изобразить интерес, но улыбка выходила натянутой, неискренней.
Приблизившись ко мне, она спросила:
– Откуда вы родом, Гансвурст… Ганс? Определить по выговору не могу – вы какой-то разный. Герр Ганс?
– Угу, – буркнул я. – Ганс. А родом я из детства.
– А вы можете называть меня фрау Шварцер.
– Хорошо, фрау Шварцер.
На лице застыла маска вежливости. Ей было глубоко наплевать, что я, то есть Ганс, видел или чего не видел в своем детстве, а сама мысль о том, что нужно проявить интерес к кошмарному детству омерзительного создания, то есть меня, должна была привести ее в неистовство. Но она спохватилась, подала мне напиток и снова улыбнулась, уже естественнее.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласила она и тихо рассмеялась. – Видите? Я опять сказала «пожалуйста».
Она грациозно утонула в кресле и нежно похлопала по его спинке.
– Пожалуйста, садитесь рядом. Меня раздражает, когда вы так надо мной возвышаетесь. Вы, наверное, из Баварии? Вы так четко произносите слова и фразы, как будто вам пришлось в детстве править немецкий? У вас, герр Фрайер, почти что hochdeutsch…
Пора было уже поставить ее на место. Нельзя допустить, чтобы Гансвурст казался в ее глазах полным болваном. Я вперил в нее тяжелый взгляд и гнусно ухмыльнулся.
– Хватит комедию ломать. Достаточно, если вы просто будете вежливой. А соблазнять меня не надо. Если до этого дойдет, я и сам этим займусь.
Она стрельнула на меня глазами. В них промелькнула ненависть, но только на мгновение. В следующий миг она засмеялась.
– Прекрасно, Ганс. Я это заслужила. Я недооценила вас. Я проверяла свой женский инструментарий, если вам понятно, о чем я говорю.
– Понятно, – отмахнулся я
