— Распахни ротик, дорогая, и закрой глазки, чтобы я смог вознаградить тебя за столь долгое ожидание, — сгорая от кринжа произнёс я, и потянулся к штанам, которые недвусмысленно топорщились, за что мне было откровенно стыдно, а вот Ибун пялился с неподдельным любопытством.

Её глаза удивлённо расширились и игриво заблестели.

Но она покорно сложила руки на коленях, широко разомкнула пухлые губки, чуть высунула слегка изогнутый язык и медленно, с предвкушением во взгляде закрыла глаза. От такого вида у меня мгновенно пересохло в горле и сердце забилось с бешенной скоростью, но мы тут не порнуху снимаем, так что…

— Извини, — кое-как выдавил я из себя жалкий хрип и вставил ей в рот жёсткий, толстый и холодный конец шланга пылесоса.

Она тут же распахнула глаза и скосила их к носу, с недоумением разглядывая вовсе не тот предмет во рту, который она ожидала обнаружить. Она подняла на меня удивлённый взгляд полный непонимания.

— Мхнм? — она попыталась что-то спросить, но в этот момент взвыл двигатель Вихря.

Древняя бессмертная страшно закричала, закатила глаза и забилась в припадке, а пещеру внезапно начало не на шутку трясти. Пылесос тянул душу, но, к моему ужасу, дело шло очень туго, а с двери уже капал расплавленный металл. Точнее, дело не шло вовсе и приходилось всё больше и больше увеличивать подачу энергии на артефакт.

Когда расход стал совсем уж каким-то безумным, а от усиливающегося землетрясения со стен и потолка начали отваливаться крупные куски камней, а удержаться на ногах было всё труднее, я почувствовал, что по шлангу наконец-то потекло нечто сверхплотное и крайне тяжёлое. В это же время от каменной плиты к телу девушки потянулись тонкие золотые струйки и все её вены засияли ярким, пульсирующим светом — чем ближе к голове, тем ярче и интенсивнее была пульсация. Сама же плита крошилась на глазах и быстро превратилась в пыль. Но душа древней была уже в пылесосе, а её безжизненное тело соскользнуло с трубы и упало чуть в стороне, лицом вниз.

— Хватай её! — проорал я, силясь переорать грохот лопающейся скальной породы.

Пока Ибун брал на руки тело бессмертной, и пока Гнев Небес окончательно не прорвался к нам, я быстро заглянул в пылесборник пылесоса, не в силах сдержать любопытства. Одной секунды хватило, чтобы образ сияющего золотом, многогранного кристалла навсегда отпечатался в памяти своим совершенством, даже несмотря на многочисленные трещины, из-за которых проекция девушки внутри него, окружённая несметным количеством разноцветных сфер, преломлялась и множилась отражениями на сколах.

— Рот! — скомандовал я Ибуну, когда он повернул ко мне её голову, на фоне его огромных кажущуюся кукольной.

В условиях, когда всё вокруг трещит и грохочет, земля уходит из-под ног, стены неминуемо сжимаются, а ещё вот-вот появится разъярённый, хоть и миниатюрный, Гнев Небес, очень сложно аккуратно вставить металлическую трубу в небольшой ротик и при этом не порвать его. Но мне всё же удалось вернуть душу бессмертной на место, за пару секунд до того, как тучка нависла над нами и, невзирая на творящийся вокруг хаос, пристально «обнюхала» бессознательную девушку.

Под ногами вдруг захлюпало, и мы с Ибуном, не сговариваясь, сначала посмотрели вниз, на поднимающуюся грязную жижу вперемешку с камнями, а потом задрали головы к довольно широкому карстовому колодцу, уходящему вверх и подсвеченному растениями. Густая, грязная вода прибывала настолько стремительно, что времени на раздумья уже не оставалось и нужно было либо положиться на удачу, либо бесславно захлебнуться после всего, через что нам пришлось пройти.

— Да вашу душу! — заорал я, подныривая между ног офигевшего Ибуна и, врубив форсаж организма на полную, поднимаясь во весь рост с ним на плечах. — Держи её и усиляйся!

Он согнулся, почти полностью прикрыв своим могучим телом довольно миниатюрную древнюю бессмертную, и я для верности стянул всех нас троих проводом. Корпус пылесоса жёстко, до боли, закрепил между лодыжек, которые уже давно скрылись в воде, и вцепился в шланг, направив его отверстием вниз. Тучка, будто поняв мой план, заняла позицию в паре метров прямо над нами.

— Верую в тебя, Наука! Во имя физики, гидродинамики и реактивных потоков, — как молитву прошептал я, до боли сжимая шланг и надеясь, что этот карстовый колодец выходит на поверхность, а не заканчивается через сотню метров сплошным километровым каменным потолком. Ну а когда грязная вода поднялась уже до пояса, зарычал сквозь стиснутые зубы: — Поехали!

К счастью, весь мой колхоз с клапанами и задвижками не всосало в первую же секунду в пылесос вместе с камнями и водой, и тугая струя жижи с дроблённым щебнем начала возносить нас над бурлящим потоком и над здравым смыслом.

Вокруг моих щиколоток быстро образовалась воронка, в центр которой била ревущая струя, а нас мотыляло от стены к стене и нещадно крутило вокруг оси из-за перпендикулярной силы всасывания. Но тут были и свои плюсы — вся волшебная трава со стен попадала в пылесос и давала дополнительную энергию, отчего поток сверкал синевой и приобретал дополнительную тягу. Из минусов — Ибун героически принимал все удары об острые камни на себя, но, в целом, неплохо справлялся с ролью тарана.

Тучка, наверное, отлично подсвечивала дорогу и своим свечением гармонировала со свечением растений, которых тут было в достатке, но из-за толстых ног алхимика мне вообще было ничего не видать. Да и некогда смотреть наверх, когда нужно контролировать реактивную струю, поток энергии и не забывать при этом дышать в перерывах между криком.

А тут ещё показалось, будто вода начала нагреваться.

Да трындец просто! А то нам и без того проблем было мало! Проход и так чувствительно сужался с каждым десятком преодолённых метров и нас уже не столько мотыляло, сколько крутило вокруг оси, а широкие плечи орущего от боли Ибуна уже натурально бурили камень расширяя особо узкие места.

От постоянного вращения уже начинало тошнить, взгляд туманился, голова кружилась, и я с лютой ненавистью проклинал весь этот мир в целом и одного конкретного Шу в частности. Но этот обуревающий меня хаос мыслей и чувств не помешал разглядеть малиновое свечении где-то в толще грязной жижи, над которой мы эпически возносились.

Когда Ибун потерял сознание от боли, когда мы уже еле-еле протискивались в узкий проход,