Оперативники вывели из кладовой, где хранились мешки со льдом, Элизабет. Девушка дрожала, но была жива и невредима. В каком-то смысле счастье: замерзнуть по такой жаре. Медсен обняла, прижала и не могла ее отпустить. Зарылась лицом в ее волосы. Так бывает, когда у матери настоящая любовь.

– Варвара, милая, я не знаю, как вас благодарить, – оторвавшись от темечка дочери, сказала она.

– У меня к вам будет небольшой разговор, Ольга, подождите здесь…

– Конечно… Элизабет, почему ты не благодаришь свою спасительницу? Как тебе не стыдно, may darling!

– Благодарю вас, мисс Ванзарова, за то участие, которое вы приняли в моей судьбе…

Вот что смущало Ладу: русская американка говорила так, как в Петербурге не говорили лет сто двадцать, со времен империи. Наверное, пьес классических перечитала… Или мать научила? А голос глубокий, волнующий. Дар для трагической актрисы.

Варвара кивнула и вошла в гостиную.

Врачи «Скорой» занимались женщиной в кресле. Поставили капельницу, делали массаж ног, фельдшер замерял давление. Она откинула голову, дышала глубоко и свободно. Черный платок валялся в ногах. Под ним оказался ежик коротких волос. Подстрижена нарочно грубо. Как в наказание.

Подойдя, Варвара наклонилась. Не из почтения, а чтобы женщина видела ее лицо.

– Таисия Федоровна, вы уже можете говорить?

Раздался стон, похожий на «да».

– Простите, что так долго не узнавала вас, – сказала Варвара. – Вас мучили не только вашими фильмами на всю громкость, но и кормили одной овсянкой. Вы ее ненавидите? Я поняла… Почему?… Салфетка была в ошметках каши, будто вас кормили насильно… Но слово я сдержала: вас спасла… Мне поближе наклониться?

Варвара наклонилась.

– Спаси… бо… те… бе… девонька… спас… ла… дуру… ста… рую… я… у… тебя… в… долгу… то… что… обеща… ла… она… то… полу… чишь…

Силы кончились. Добронина закрыла глаза. Врач выругал и потребовал не мешать реабилитации. Варвара коснулась чуть теплых пальцев и отошла в сторону. Но не могла не признать: как точно дочь копировала интонации и манеры матери. Идеально точно. Настоящий талант.

В комнатах работала следственная бригада, Игнатьев давал команды. Без остатка поглощен делом.

Варвара вышла в коридор.

Медсен что-то тихо выговаривала дочери. Наверное, учила уму-разуму: девушке в ее возрасте нельзя быть такой доверчивой, садиться в такси с незнакомой доброй женщиной, даже если она обещает отвезти к подругам. Нравоучения прекратились.

– Моя милая, чем я могу вам помочь? – Ольга приветливо улыбалась.

Попросив Элизабет прогуляться в Таврическом саду, Варвара отвела Медсен к зеркалу, где их никто не мог подслушать, потому что они были на виду.

– Вы получили мое вчерашнее письмо?

– Да, конечно…

– Почему не отреагировали на то, что я написал про Риту Алябину?

Медсен опустила глаза.

– Что я должна была сделать?

– Сказать правду.

– Какую правду, милая? Прошло сорок лет… Все забыто. Все в прошлом.

– Иногда прошлое возвращается, – сказала Варвара. – В виде призраков. Почему умолчали, что общаетесь с Зоей?

Раздался тяжкий вздох глубоко виноватой дамы.

– Она попросила держать в тайне.

– Заглядывали в диван в своем номере?

– Что за глупости! Зачем?

– Например, чтобы найти два альбома выпускного курса, которые она вам подбросила. После убийства Крайковой и Лягочевой.

Медсен потерла виски.

– Я была наивна… Была так ослеплена желанием найти рецепт… Она держала меня на коротком поводке… Это ужасно… Бедные, бедные Искра и Поля…

– Почему Элизабет надевает парик блондинки?

Ольга не скрывала удивления.

– Откуда вы знаете… Но раз знаете… Она хочет перекраситься, но я не разрешаю…

– Неправда, – заявила Варвара. – Ваша дочь надела парик, чтобы показаться на первом туре в нашем институте… Вы ей предложили. И я знаю почему.

– Почему? – тихо спросила она.

– Потому, что в облике дочери хотели вернуться в студенческую юность… Во времена вашего курса… Это был главный смысл вашего визита в Петербург: Элизабет как раз в том возрасте, когда вы поступили в театральный. Она могла поступить в любой театральный институт мира, но вы предложили ей попробоваться в России. Если у нее получится здесь, где сильная драматическая школа, получится везде. Ну и заодно попробовать найти старый рецепт.

– Как вы это поняли?

– Элизабет читала ваш отрывок фру Алвинг из «Привидений» Ибсена.

Медсен молчала. Дольше, чем следовало.

– Вы ошибаетесь, милая, – с некоторым усилием сказала она. – Это был отрывок Риты Алябиной… Просто случайность.

– Нет, не случайность! – слишком резко возразила Варвара, забыв о хороших манерах. Хотя какие тут манеры, после всего, что случилось.

На нее махнули рукой.

– Не говорите глупости, милая…

– Ольга, я смотрела старое дело по самоубийству Алябиной. Оно очень большое. Но в нем есть мелкая деталь, которая все объясняет. На полу ванной, которая за этой дверью, стояла банка из-под кислоты. Понимаете?

– Нет. И не хочу понимать.

– Если бы Рита опрокинула на себя кислоту, от боли выронила бы банку, стекло разбилось бы. Банка была целая. Стояла на донышке. Я видела снимок.

Медсен издала возмущенный возглас.

– Вы обвиняете меня в убийстве моей лучшей подруги? Это я убила Риту?

– Обвинять поздно, срок давно вышел, – ответила Варвара. – Вы не убивали Риту Алябину, потому что вы и есть Маргарита Сергеевна Алябина. В ванной осталась Ольга Мрачевская. Для этого вы сожгли ей лицо кислотой… Взяли ее паспорт, имя, чемодан, переоделись в ее вещи, приехали к самому отлету. В группе вас никто не знал.