Шрифт:
Закладка:
«Королевская совесть» все больше и больше заставляла Карла V сознавать бессилие королевской власти за морями, где вице-короли, поселенцы и королевские чиновники делали все, что хотели, с все возрастающим размахом. Но корона не ослабляла усилий для защиты индейцев и заботилась о том, чтобы они получали правосудие.
Осознание своего бессилия в серьезной борьбе, которая происходила в империи, тяготило мысли императора задолго до его отречения от престола в 1555 г. В 1542 г. он сказал португальскому послу, что мысль об отречении впервые пришла ему в голову в 1535 г. на обратном пути из Туниса, а позднее признался ему же, что ему следовало отречься от престола еще в 1547 г., после победы над лютеранскими князьями в битве при Мюльберге. Опять же, если бы Филипп проявил себя более искусным политиком при ведении дел в Нидерландах, когда он дебютировал в этом качестве в 1549 г., Карл, вероятно, воспользовался бы этим, чтобы передать ему свою корону.
Прежде чем оставить этого беспокойного, поистине европейского императора, мы поступим правильно, если последуем за ним в самый чуждый из его миров -Лондон и Париж. По прибытии в Лондон в 1522 г. молодой император получил великолепный прием. На реалистичной картине, установленной на улице Грейсчёрч Лондонским отделением Ганзы, был изображен Карл Великий, сидящий между Карлом V и Генрихом VIII и вручающий каждому из них меч и корону. Зимой 1539/40 г. Карл V совершил трехмесячную поездку по Франции -стране своего величайшего врага - и получил триумфальный прием. Выехав из Испании, он ехал через Байонну, Бордо, Пуатье, Лош, Блуа и Орлеан и добрался до Парижа 1 января 1540 г.; шесть дней спустя он выехал в Гент. Впечатление, которое произвела эта поездка, лозунгом которой был «Мир» и на протяжении которой король и император ехали бок о бок, было необыкновенным. Правда, французская пропаганда во многом способствовала этому, но многие оды, сочиненные в честь императора, и народные демонстрации указывают на нечто большее. Кажется, что антиимператорская Франция сохраняла осознание своей собственной «имперской» традиции, которое в действительности было усилено этой «контрпропагандой». Историю французской монархии с XII в. до века Версаля и «короля-солнце», фактически, до Наполеона следует интерпретировать в свете этой внутренней диалектической сопричастности к Священной Римской империи.
Франкоговорящие поэты, которые были еще и бургундцами, пели хвалу императору; они праздновали его победу при Павии как победу над королем в Париже. Шампьер действительно однажды вступил в спор с Энеем Сильвием и немецкими гуманистами Вимпфелингом и Себастьяном Брантом по поводу происхождения Карла Великого, утверждая, что тот был французской национальности и являлся королем Франции, а значит, стоял гораздо выше императора. Но в небольшом труде, опубликованном в Париже в 1544 г., Шампьер теперь заявил, что именно империя и император должны вершить правосудие во всем мире: в споре между двумя соседствующими королями, например, решение должен принимать именно император; если они откажутся его исполнять, он имеет право конфисковать их королевства.
Необычный почет был оказан тремя годами позже императору Карлу при вступлении в Париж. Полутора веками ранее Карл IV и Сигизмунд просто приехали к французскому королю. Когда Карл V проезжал по Франции, его приветствовали как pax nostra (наш мир - лат.) (в Пуатье 9 декабря 1539 г.). В соответствии с древней традицией при въезде в каждый французский городок Карл освобождал из тюрьмы узников, что было ритуалом, присущим королю, несущему мир. Для своего торжественного вступления в Париж император был одет во все черное и ехал верхом на черном коне; знамя французского короля нес герольд в белых доспехах. Это напоминает о тех собраниях перед Первой мировой войной, на которые европейские монархи приезжали, одетые в мундиры каждый своего полка. В той умирающей мировой церемонии были тесно связаны кровавые виды спорта и война как драма. На последнее крупнейшее собрание «европейской семьи» - похороны короля Эдуарда VII в Виндзоре 19 мая 1910 г. - съехались шестьдесят принцев вместе с отрядами из многочисленных иностранных полков (немецкого, французского, русского, австрийского и т. д.), над которыми Эдуард VII занимал почетный ранг командующего.
Великая драма Карла V, поставленная для Европы, закончилась в Сан-Херонимо-де-Юсте. Широко распространившийся слух о том, что император стал монахом, не был безоснователен, так как он, по-видимому, прошел некий ритуал приема в орден иеронимитов; однако он был освобожден от необходимости доказывать свою голубую кровь, свободную от еврейской и мавританской примесей. Мучимый подагрой, он оставался в уединении в своем сельском доме в Юсте.
В течение этих последних месяцев и в свой смертный час взгляд императора постоянно останавливался (к ужасу его докторов, по словам Фигероа) на «Глории» Тициана. Эта картина, завершенная в 1554 г., была последним полотном художника, написанным для императора. Сам Тициан назвал свою картину «Троица»; в дополнительном распоряжении к завещанию Карла (1558) она названа «Страшный суд». Именно Филипп II, глубоко преданный своему отцу, назвал ее «Глория». Император на ней изображен стоящим на коленях и одетым в плащаницу; рядом с ним лежит императорская корона, от которой он отказался, как император в «Действе об Антихристе» XII в. Рядом с ним -коленопреклоненные фигуры его любимой жены Изабеллы, давно уже умершей, и его сестры Марии Венгерской. Ниже изображены Филипп II и его дочь Иоанна, а еще чуть ниже - старик (вероятно, сам Тициан). Молодая женщина на картине является воплощением церкви, за которую всю свою жизнь сражался Карл. Фигура в тюрбане на орле - это Иезекииль, возвещающий божественный суд, пророк, провозгласивший восстановление народа Божьего. В своем завещании от 6 июня 1554 г. Карл молился, чтобы Бог принял его душу «в его божественную славу». На картине Тициана его молитва вот-вот исполнится.
Глава 9
Ось Мадрид - Вена
Трое правителей - двое будущих императоров и король - выросли в тени Карла V: его брат Фердинанд I, сын Фердинанда Максимилиан II
