я буду откровенной. О деле Савельева много говорят сейчас даже здесь, в Петербурге. И мне приходится скрывать, что я лично видела и настоящее завещание, и кобринские векселя. А это не так-то просто, как кажется. Да и мой супруг наверняка станет возражать против любой огласки моей, пусть и скромной, роли во всей этой истории.

– Поверьте, – отозвался я, – я вовсе не принуждаю вас ни к откровенности, ни к даче каких-либо показаний или прочим действиям. Мне и самому хотелось бы, чтобы в судебное разбирательство оказалось вовлечено как можно меньше судеб…

– А вот это напрасно, – оборвала меня Олимпиада Андреевна, сверкнув глазами. – Я знаю, что Анна Устиновна Барсеньева посещала Багрушину незадолго до смерти, и мне понадобилось полгода, чтобы суметь подружиться с княгиней и стать постоянной гостьей на ее приемах. И еще полгода ушло на то, чтобы через нее найти людей, которых я могу рекомендовать моим союзникам и на которых могу положиться сама. Поскольку Аглая Петровна вам доверяет, я тоже не хочу оставаться в стороне. Да, и не таитесь вы понапрасну: я вас хорошо понимаю. Сказать по правде, я тоже на многое бы отважилась ради Аглаи…

Пока я отходил от изумления, вызванного последней репликой княгини, за нашими спинами раздались шаги.

– Ах, вот вы где, ваше сиятельство? – к нам подошел стройный щеголеватый мужчина лет тридцати с тонкими, завитыми вверх усиками и зачесанными назад вьющимися волосами, отрывавшими высокий лоб и сходившиеся на переносице жесткие брови.

Княгиня при его появлении состроила саркастическую улыбку и произнесла с показным укором:

– Вас, Георгий Владимирович, преподаватели-юристы научили так опаздывать?

– Что вы, сударыня, – поправил на шее черный шелковый бант наш неожиданный собеседник, – зачем же наговаривать на уважаемых профессоров Императорского университета? Это итог работы моего личного гувернера. Его привычка под влиянием винных паров или похмелья опаздывать на пару часов ко мне на урок сказывается на моем поведении и по сей день. Но что можно взять с француза? Ведь подобные учителя так прекрасно вписались в наше дворянское воспитание, что опоздание давно уже не считается чем-либо предосудительным, за что нашего брата и недолюбливают в ваших математически точных купеческих кругах, ценящих пунктуальность, краткость, скромность и верность слову…

Он с деланным вызовом посмотрел на княгиню, но та не стала продолжать эту словесную перепалку и лишь улыбнулась, как обычно делают, когда прощают наигранные шуточные выпады близким друзьям.

– Георгий, я хочу представить вам гостя княгини Багрушиной, – сказала Олимпиада Андреевна, и мы поклонились друг другу. – Передаю его степенство на ваше попечение. Марк Антонович, позвольте рекомендовать: Георгий Владимирович Крестов, блестящий литератор. Он пишет заметки и даже романы на криминальные сюжеты, и у него обширные связи в полицейских и журналистских кругах. И в дворянских тоже!.. – многозначительно добавила она.

Полчаса спустя мы уже обо всем договорились: журналист Крестов брался устроить в столичной прессе шумиху вокруг дела о савельевском завещании, причем сделать это в нужном нам ключе. На мой вопрос о средствах, необходимых для проведения сей операции, он, переглянувшись с Олимпиадой Андреевной, ответил, чтобы я об этом не беспокоился.

– Здесь многие готовы платить за мои статьи, – загадочно улыбнулся он, шагнув мимо меня к дверям.

Мы втроем уже спускались вниз по широкой парадной лестнице, когда до меня донеслись голоса княгини и Крестова.

– Вы уж не оплошайте, Георгий Владимирович, – попросила Олимпиада Андреевна. – Московские газетчики за эту новость обязательно ухватятся, а вот столичные… Это уж от вас зависит!

– Ваше сиятельство, – хохотнул Крестов, – вы сомневаетесь в моем таланте или в моем усердии?

– В таланте? Что вы, ни в коей мере! А вот в усердии… Впрочем, посмотрим! Вы номера всех газет с устроенными вами статьями, пожалуйста, присылайте мне, да по дюжине экземпляров, не меньше!

– Зачем это вам, ваше сиятельство?

– Я берусь сделать так, чтобы они не ускользнули от внимания нужных людей.

Крестов прищелкнул языком:

– Да вы, оказывается, кровожадны, восхитительная Олимпиада Андреевна!

– Пусть так, – пожала плечами девушка. – У меня нет причин жалеть Кобриных: мне они тоже задолжали.

– Вам? Что же, позвольте поинтересоваться?

– Так… – промолвила молодая княгиня, будто на пару мгновений нырнув мыслями в глубокий и мутный омут воспоминаний, – пару пароходов… Но эта история уже не для ушей щелкоперов, – и она, подняв на своего собеседника снова ставший озорным взгляд, не сдержала лукавой улыбки.

– Обожаю ваше общество! – не остался в долгу Крестов.

Мы спустились в переднюю, где попрощались с Олимпиадой Андреевной, поспешившей вернуться в собрание вокруг блистательной хозяйки дома. Швейцар помог мне облачиться в мою шубу и с поклоном подал Крестову его цилиндр, трость и дорогое тонкое черное пальто.

– Куда же вы теперь, Марк Антонович? – спросил меня Крестов, элегантно завязывая на своей шее лиловый шарф. – К себе в гостиницу или хотите, быть может, навестить кого-то из здешних своих знакомых?

– В гостиницу, – ответил я, натягивая на голову шапку. – В Петербурге у меня нет никого, к кому бы я мог отправиться в гости.

– А променад не желаете?

– Это прогуляться, что ли?

– Нет, не только, – надев цилиндр, Крестов взмахнул тростью и бережно взял меня под локоть. – Если вы не пожалеете совсем небольшой суммы, я охотно покажу вам во всей красе ночную жизнь высшего света Северной Пальмиры. Я знаю некоторые тайные дверцы, через которые туда можно проникнуть совершенно беспрепятственно.

– Гм… – протянул я. – Да, пожалуй, милостивый государь, это лишнее…

– Если вы беспокоитесь о деньгах, то смею вас заверить, что это обойдется вам совсем недорого: всего лишь в рубль серебром!

– Немного же за вид потайной изнанки столичного дворянства, – хмыкнул я: билет на поезд от Москвы до Петербурга стоил пять рублей; примерно во столько же мне обошлось бы посещение спектакля или оперы в столичном Императорском театре.

– Совсем немного, – согласился Крестов, – однако это наверняка будет любопытно и полезно вам, а также немало поможет мне: я, увы, в последнее время несколько поиздержался…

– Вы что же, – удивился я, – промышляете этим?

– Есть грех, – кивнул журналист. – Но охотников до такого развлечения находится полно, а я и рад помочь…

– Что же это за охотники такие?

– Журналисты, как и я, литераторы, художники, порой – философы: все они ищут натуру и вдохновение для своих произведений и размышлений, а там, в чаду кутежа представителей знатнейших родов империи, можно преисполниться самыми разными впечатлениями! Многим оказывается интересно!.. Поверьте, там можно увидеть такое, чего вы больше нигде и никогда не увидите!

– Нет, благодарю. Я предпочту воздержаться от подобных променадов.

– Вы совершенно в этом уверены?

– Совершенно!

– Что ж, любезный Марк Антонович, – развел руками