Шрифт:
Закладка:
– А далее?
– Далее отправьте эту газету вашему управляющему в Самару, причем для отвода глаз подчеркните несколько строк в какой-нибудь деловой статье на последних страницах, и тогда ни у никого не возникнет подозрений. Управляющему же напишите о том, что для вас очень важно, чтобы он сохранил этот номер, и пусть газета хранится у него, и лишь в случае, не приведи бог, каких-то трагических событий будет передана московскому следователю Данилевскому.
– Я вас понял, Петр Дмитриевич…
– Пока это все, что я могу вам сходу посоветовать, но носить все документы, что вы намереваетесь предъявлять в суде, с собой… Мой племянник, – следователь кивнул на Андрея, – и покойный Барсеньев уже успели испытать последствия этой методы на себе…
В гостинице меня снова поджидала записка от Корзунова. Видимо, он заходил ко мне утром, но, конечно же, не застал меня и теперь, судя по его словам, в спешке нацарапанным тупым и гнутым гостиничным пером на вырванном из блокнота листке бумаги, ждал меня к себе без промедления. Я заказал в номер кофе с расстегаем; перекусив и передохнув с полчаса, я отправился в гости к своему приятелю.
Дорогой я размышлял над словами следователя. Он был, конечно же, прав, но вопрос о том, куда спрятать все эти злосчастные бумаги, ставил меня в тупик. Говоря по правде, в Москве было только два дома, которые я мог посещать на правах друга и доброго знакомого: дом Савельевых и квартира Корзунова. Дом Аглаи мне едва ли подходил: я не хотел подвергать ее хотя бы малейшей опасности, да и, к тому же, ее жилище станет первой мишенью для очередного налета и обыска княжьих ищеек под любым благовидным предлогом и даже без оного. Корзунов, как я уже давно понял, был не в восторге от всех моих дел и по-прежнему при каждом удобном случае пытался уговорить меня «не лезть в пасть дракона», поэтому он навряд ли согласится спрятать у себя ценные документы.
У Корзунова меня ждал теплейший прием. За отличным обедом мы обменялись новостями: я поведал о своих кавказских приключениях, рассказал об Огибалове, о визите старшего князя в мой самарский дом, упомянул и о Коневе.
За окном уже опускались сумерки, когда я, греясь у жарко натопленной печи, украшенной изящными бело-голубыми изразцами, обратил внимание на стоявший рядом резной высокий шкаф с книгами. Наверху я заприметил коричневый корешок фолианта, выделявшегося среди соседей по полке толщиной и размерами.
– О, знакомая реликвия, – улыбнулся я, поддев корешок пальцем и извлекая книгу из недр шкафа. В руках у меня оказался старый учебник географии – тот самый, что дарили каждому из нас на вечере, посвященном окончанию гимназии.
– Тьфу! Ты хоть пыль сотри, – усмехнулся, потягиваясь в кресле, Корзунов.
– Хорошая, к слову, книжица, – поднеся учебник ближе к свету лампы, я перелистнул несколько плотных страниц, покрытых сеткой меридианов и параллелей, изрисованных длинными бурыми пятнами горных хребтов, зелеными точками островов и голубыми изогнутыми линиями морских побережий. – И на вид недурна: кожаный переплет с латунными уголками, золотое тиснение. Каким роскошным подарком одарила нас родная гимназия!
– Я не открывал его с момента вручения, – Корзунов зевнул. – Но оставить в Самаре при переезде в Москву тоже не захотел: уж больно солидно он выглядит…
На следующий день я зашел в ближайшую к гостинице Прилепского книжную лавку. Там нужного учебника я не обнаружил, однако хозяин, справившись о том, что мне угодно, любезно поделился со мной адресом дома одного торговца старыми книгами, у которого я определенно смог бы найти именно то, что ищу. Так оно и вышло, и я, не споря о цене, пусть и безбожно завышенной, приобрел себе точно такой же экземпляр книги, что я видел на квартире у Корзунова.
У себя в номере я, внимательно просмотрев книгу от корки до корки, затем развернул ее примерно на середине. Потом я аккуратно уложил все свои бумаги в плотный конверт и, приложив его к раскрытой странице учебника, обвел пакет по краю тонким карандашом. Вооружившись остро наточенной бритвой, я по контуру вырезал колодцем ставшую мне теперь ненужной часть книжного нутра. После я клеем бережно слепил между собой образовавшие тайник листы. Теперь из обыкновенного учебника географии получилось нечто вроде шкатулки, куда я аккуратно и вложил конверт с письмами, заклеив затем гнездо, вырезанное в книжном блоке, наложенной на него верхней страницей.
Упаковав книгу в коричневую оберточную бумагу, я отправился к Корзунову.
Насколько я помнил, в будни утро до обеда он обычно посвящал выполнению каких-то деловых поручений, и его нечасто в это время можно было застать дома. Так оно и случилось. Однако я уже так много раз посещал этот дом, что горничная, ничуть не удивившись, проводила меня в кабинет, упомянув, что хозяин должен скоро изволить воротиться.
Оставшись в кабинете один, я тут же развернул свою книгу и подменил ею ту, что стояла в шкафу у Корзунова. Затем я завернул уже чужую книгу в ту же оберточную бумагу и, подождав несколько минут и оставив на столе записку о своем визите, покинул квартиру, сообщив служанке, что, увы, не располагаю временем дольше ждать моего друга.
Конечно же, если случится обыск, то мой тайник будет довольно легко обнаружить. Однако я не мог представить себе причину, по которой станут обыскивать квартиру Корзунова. Принимая во внимание содействие Конева, благодаря которому суд не должен будет длиться слишком долго, я в скором времени мог надеяться снова заменить мою шкатулку с секретом на прежний гимназический подарок моему приятелю.
По дороге домой я купил у газетчика свежий номер «Современных известий», а затем в номере, вооружившись иглой, составил шифровку и выслал ее в пакете почтой в Самару ровно так, как мне и посоветовал следователь Данилевский.
Теперь на некоторое время я мог перевести дух…
Утром следующего дня от посыльного я получил конверт, изрядно меня удививший: он источал тяжелый аромат женской парфюмерии, отчего моя комната сразу наполнилась приторным благоуханием. Дорогой сорт бумаги, на которой было написано выпавшее из конверта письмо, каллиграфическая аккуратность его строк – все это было слишком странным для той корреспонденции,
