Леопольд хмурится, но быстро кивает.

– Она застала меня врасплох, – говорит Дафна.

Она планировала эту речь в течение последних нескольких часов, и слова все еще отдаются горечью у нее во рту, но принцесса все равно заставляет себя произнести их:

– Если бы она только дала мне время понять смысл ее слов. Представь, кто-то говорит тебе, что твоя мать убила твою сестру. Ты бы сразу поверил?

В выражении лица Леопольда что-то мелькает, но исчезает прежде, чем Дафна успевает распознать, что это было. Она продолжает:

– Правда в том, что Софрония не доверяла нашей матери до самого конца своей жизни. Она мне так и сказала, а я ей не поверила.

Она замолкает, делая глубокий вдох.

– Что бы ты ни думал обо мне, я очень любила свою сестру и скучаю по ней каждую минуту.

По крайней мере, это правда.

– И если моя мать действительно имела какое-то отношение к ее смерти, я бы хотела увидеть, как она за это ответит.

Долгое мгновение тянется между ними в тишине, и Дафна беспокоится, что она переиграла. Что она не такая хорошая актриса, как думала, и он не поверил, будто ее мнение изменилось. Однако в конце концов Леопольд смягчается.

– Софи тоже сначала в это не поверила, – тихо говорит он, и Дафна напрягается.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает она.

– На самом деле это Ансель все ей рассказал. Ты слышала, как он признался, что работал на твою мать, – говорит он.

Дафна не отрицает этого, но то, что она услышала от Анселя, было не совсем признанием. То, что он когда-то работал на ее мать, не означало, что это она стояла за смертью Софронии. Гораздо более вероятно, что Ансель просто предал императрицу.

Леопольд продолжает:

– Думаю, в тот момент она уже знала, что ее мать работала с повстанцами и что она организовала заговор с целью убить ее… убить нас. Но она считала, что сама навлекла на себя гнев матери тем, что отказалась исполнять ее приказы. Она думала, что все это было наказанием.

Дафне внезапно приходится напомнить себе, что нужно не забывать дышать. Их мать не из тех, кто умеет прощать, у нее нет иллюзий на этот счет. Услышав это в такой манере, Дафна почти может поверить, что ее мать была способна убить Софронию. Если бы императрица сочла, что Софрония представляет угрозу ее планам, сделала бы она это? Дафна хочет сказать «нет», но на самом деле она не знает.

– Это было наказанием? – спрашивает она.

Леопольд пристально на нее смотрит, и на мгновение Дафне кажется, что он видит все секреты, которые она когда-либо хранила. Он смотрит на нее с жалостью.

– Нет, – говорит он. – Ансель сказал, что убийство Софронии всегда входило в планы твоей матери. С самого начала. Твоя мать предвидела все, что сделает Софи. И в конце концов все произошло именно так, как она планировала. Ну, почти. Скорее всего, предполагалось, что меня тоже казнят. Полагаю, Софи все же удалось удивить императрицу, когда она воспользовалась желанием ради того, чтобы спасти мне жизнь.

Пальцы Дафны невольно касаются ее собственного желания на запястье. По крайней мере, на один вопрос ответ получен, хоть ей не становится легче, после того как она узнала эту информацию. Это лишь заставляет ее еще больше скучать по своей сестре.

– Беатрис сказала то же самое, когда наши пути пересеклись, – говорит он, вырывая Дафну из ее мыслей.

Она хмурится.

– Что сказала?

– Что твоя мать убила Софи намеренно и что Беатрис она тоже пыталась убить, но в Селларии все пошло не по плану.

Дафна не может сдержаться и фыркает.

– Я бы не стала воспринимать Беатрис слишком серьезно – она всегда любила драматизировать. Неудивительно, ей повсюду мерещатся заговоры с целью убийства, особенно после того, как была убита Софи.

– Я в этом не уверен, – говорит Леопольд, и у Дафны возникает ощущение, что он старается быть с ней деликатным, старается подбирать слова. Она такого терпеть не может.

– Когда мы встретили Беатрис, она путешествовала с Найджелусом. Это он раскрыл ей планы императрицы.

У Дафны сводит живот.

– Найджелус? – спрашивает она. – Ты уверен?

– Абсолютно, – говорит он. – Вот почему мы приехали во Фрив. Не только потому, что это единственное место, где я могу быть в безопасности, но… ну…

Он замолкает, с трудом подбирая слова.

– Я думаю, что это то, чего хотела бы Софи. Чтобы мы предупредили вас и Беатрис и постарались защитить.

Дафна не знает, смеяться ей над этим или рыдать. Она сомневается, что ей угрожает какая-либо опасность, – по крайней мере, не со стороны ее матери, – но также она знает, что он прав насчет Софронии. Даже когда ее собственная жизнь была в опасности, она думала о других: о Леопольде, о Дафне, о Беатрис.

Впервые с тех пор, как она услышала о смерти Софронии, правда ударяет Дафну прямо в грудь. Она подносит руку ко рту, как будто таким образом может сдержать свои эмоции, но не осознает, что плачет, пока рука Леопольда не ложится ей на плечо. Когда она поднимает на него глаза, на его лице снова появляется та ужасная жалость и сочувствие, которые Дафна просто ненавидит.

Леопольд ее не понимает. Они разные. Неважно, что он думает, но он не любил Софронию по-настоящему. Не так, как Дафна. Будь это так, он бы не позволил ей умереть.

Но, едва подумав об этом, она снова слышит в своем сознании голос Софронии, читающей строки из ее же письма. Мне нужна твоя помощь, Даф.

Она сбрасывает руку Леопольда и делает шаг назад.

– Я в порядке, – говорит она, и это звучит резче, чем намеревалась. Дафна заставляет себя смягчиться. По крайней мере, внешне.

– Я в порядке, – повторяет она. – Просто… все еще трудно говорить о ней. И трудно представить, что то, что ты говоришь, правда.

Леопольд кивает, больше не делая к ней ни шага. Вместо этого он, хмурясь, сцепляет руки за спиной.

– Как ни странно, в какой-то степени я действительно понимаю, – говорит он. – Моя мать тоже хочет моей смерти.

Дафна смотрит на него, но ей сложно удивиться, учитывая, что Виоли сказала о Евгении и то, что сама женщина говорила о Леопольде.

– Я тоже сначала не поверил, – продолжает он. – Но, видимо, доказательства этого настигли меня куда быстрее, чем тебя.

Дафна заставляет себя кивнуть, и ее вены наполняет странное чувство беспокойства. Даже притворяясь, что она идет