Когда я подхватил сына на руки, из груди его торчала стрела. Под тонкой рубахой уже растекалось ядовитое кровавое пятно. Он стал задыхаться. С окровавленных губ сорвалось:

– Зачем? Зачем было… убивать? – И он затих навеки.

Гэдор замолчал. Над путниками тоже повисло тягостное молчание. Глаза Брона были темными, что два омута. Харпа невидяще уставилась в землю. Хейта дышала взволнованно и часто. А на бедном Маре вообще не было лица.

– Мне бы услышать его еще тогда, – через силу проговорил Гэдор. – Но я поднялся, точно во сне. Дэраг что-то втолковывал мне, но я не слыхал. Видел только, как двигались губы. Потом я просто взял и убил их всех. Ярость и жажда мести придали мне сил.

Я вышел из леса к деревне весь мокрый от чужой крови. Навстречу мне уже спешили перепуганные жители. Они расспрашивали меня обо всем, но я не отвечал. Молча зашел к себе, собрал дорожный мешок и покинул деревню. Останавливать меня никто не решился.

А после я… продолжил убивать. Убивал за деньги, за хлеб, просто за выпивку. В людском уделе, в волшебном, мне было наплевать. Тогда-то меня и прозвали Черным Палачом. Я жил так, пока в моих руках не оказались камень и карта. Это невероятная история. Но не все сразу. Припасем ее на другой раз.

Тогда я понял, что могу жить иначе. Делать что-то другое. Помогать. И я помогал. Но сердце все равно было не на месте. Что-то тяготило меня, мешало свободно дышать. Я старался, но не мог понять. До сегодняшнего дня.

Когда ты, Хейта, слово в слово повторила слова моего несчастного сына, я вдруг осознал, что с тех самых пор убивать так и не перестал. Пусть я не творил таких злодейств, как прежде, я продолжал проливать кровь. Продолжал срамить память сына. Продолжал множить зло.

Но сегодня я говорю – довольно! Хватить убивать. Отныне и впредь мы не отнимаем жизнь без крайней нужды. Если кому-то это не по нраву, он может уйти. Как я и сказал, задерживать не стану.

Все невольно поглядели на Харпу. По ее лицу трудно было что-то разобрать. Наконец, она подошла и села на землю рядом с Маром. Тот вытаращил глаза.

– Чего пялишься? – мрачно буркнула Харпа. – И чтобы ни слова от тебя!

Гэдор печально улыбнулся. Брон тоже подошел, молча поднял с земли несколько брошенных мешков. Хейта подскочила, принялась помогать. А за нею Харпа и Мар. Все дружно занялись делом.

* * *

А на другом конце Сумрачного леса в зверином обличье играл черный лисенок-оборотень. Он углядел неподалеку изумрудного майского жука и захотел его изловить. Вот лихо изогнул пушистую спинку. Янтарные глазки-бусинки плутовато сверкнули. Прыжок!

Но в тот самый миг жук, как назло, распахнул крылышки, и перелетел на другой лист. Лисенок со всего маху ткнулся мордочкой в землю и обиженно потер лапкой ноющий нос. Потом вдруг взволнованно покрутил головой и навострил острые ушки.

В чаще зашептались кусты, зашелестела мурава-трава, и из угольной темноты выступил статный смоляной единорог. Теплые глаза ласково оглядели лисенка. Слегка наклонилась в знак приветствия голова, увенчанная блестящим рогом. Лисенок неуклюже поклонился в ответ и, круто развернувшись, стрелой припустил в дремучий лес.

В это же время неподалеку, в пещере за столом из камня ужинали люди. Хотя за людей их можно было принять лишь по неведению издалека.

У половины были янтарные глаза. Другие обладали бледной кожей, а едой им служили окровавленные куски мяса. Один из присутствующих имел длинные исчерна-лиловые волосы, кожу цвета мха и затейливые отметины на щеках, в которых угадывались звездчатые цветки дурмана.

Внезапно раздался топот маленьких ног. Все разом бросили есть и настороженно подняли головы. А в следующий миг в пещеру влетел лисенок-оборотень. Его кудрявые черные волосы беспорядочно разметались, а маленькие, но выразительные глаза горели диким янтарным огнем.

– Единорог! К нам идет единорог!

Все поднялись из-за стола и заспешили к выходу. Теперь был слышен громкий перестук легких и скорых, как ветер, копыт. А в следующий миг единорог выступил из-за кустов.

Послышались возгласы восхищения. Зверь был невероятно грациозен и красив. Он терпеливо осмотрел собравшихся. Он ждал.

Внезапно, толпа расступилась, и по каменистой тропе к единорогу спустилась долговязая фигура в просторной серой рубахе. Пастырь улыбнулся уголком рта.

– Ну, здравствуй, добрый друг. Давно мы тебя не видали, – ласково произнес он. – Какие вести принес?

Единорог сделал несколько шагов, положил голову пастырю на плечо и тихонько заржал. Вроде радостно, но в то же время и печально.

– Что это значит? – со всех сторон посыпались нетерпеливые вопросы. – Найши? Он принес горькие вести?

– Напротив, – задумчиво улыбнулся пастырь. – Он принес чудесные вести. В Сумрачном лесу побывала Чара. Единорог считает, что ее сердце чисто и не замутнено. Более того, она как раз там, где ей надлежит быть. С теми, с кем ей должно быть.

Не на шутку взволнованный лисенок-оборотень вдруг выступил вперед:

– И она придет сюда? Поможет нам? И изгонит зло из Сумрачного леса?

Найши лишь печально улыбнулся в ответ:

– Она придет. Но в свое время. И зло сможет изгнать. И не из одного лишь нашего леса. Да вот только какой ценой…

Часть 5

Преображения

Плечи Хобарда затряслись.

– Прошу, не умирай.

Орта приникла холодными губами к его лбу.

– Не плачь, любовь моя. Мы все уходим когда-то. Я буду ждать тебя на поляне.

Ты ведь знаешь, мы не исчезаем бесследно. После смерти все мы возвращаемся в лес.

«ЛИСТЫ ПАМЯТИ» ПАСТЫРЯ НАЙШИ

I

В земле Ламос стояла тихая звездная ночь. Мириады сияющих огоньков с любопытством созерцали бескрайние просторы, покрытые бархатистыми мхами, кудрявыми кустарниками и низкими, кривыми деревцами.

Харпа передвигалась по земле быстро и бесшумно. Ее янтарные глаза, отражающие извечный свет звезд, сверкали во тьме как драгоценные камни. Брон шел следом. Зыбкой тенью проносился он над землей, замирал неожиданно, втягивал носом холодный смолянистый воздух и снова двигался дальше.

Третьим по счету ступал Мар. Он то и дело поворачивал голову и навострял уши, пытливо прислушиваясь. А замыкали отряд Хейта и Гэдор. Они двигались неслышно, всецело полагаясь на острое чутье своих верных спутников.

Вдруг Харпа почуяла что-то и резко сбавила шаг. Обернувшись, она знаками призвала других