— Шантаж? — спокойно спросила Майя. Потом задумчиво добавила: — Кое-что из этого имело место... Но только иначе и при других обстоятельствах... Кому выгодно передергивать факты?

— Ты что — слепая или глухая? Не знаешь, что происходит в мире? Не понимаешь, на чью мельницу должна литься твоя вода?

— Ёся, я не из того теста слеплена, чтобы меня... — Майя беспечно рассмеялась. — Кому отдаваться, это мое личное дело.

— Три смерти, выстроенные в один ряд, теряют характер случайности и обретают доказательную силу уголовного преступления.

— Если я отвечу отказом?

— Мне нужна ты! Для тебя всё — патент, дворец!.. Если откажешься...

— Вон как! Уже и условия прояснились.

— Не перебивай. Кроме условий есть еще и документы. При необходимости они будут пущены в ход.

— Иди спать, Ёся. Я подумаю перед сном. Это же надо... Истоптали, оплевали все, чем жила с детства... Но очертя голову бросаться в сомнительную аферу... Подумаю. Я рано просыпаюсь. Когда принесешь мне кофе на завтрак, узнаешь... Погаси свет.

Иосиф Самуилович щелкнул выключателем. Почему-то на цыпочках вышел из спальни.

Ночью Майя не сомкнула глаз. Ей хотелось выскочить из кровати и бежать мимо погруженных в сон домов, больниц, общежитий, бежать к людям, среди которых она выросла, вместе с которыми делила хлеб и соль, жизненные невзгоды и радости.

Нет, не три, как утверждает Ёся, а только одна смерть на ее совести. Конечно, она виновата. И должна нести наказание. А от нее добиваются, чтобы бросила людям обвинение в антисемитизме? Протест против увольнения с работы — только начало. Ёся и его доброжелатели целятся значительно дальше!

Ну, а взять другую сторону. Почему никто из коллег по клинике даже пальцем не шевельнул, чтобы как-то поддержать ее, посочувствовать ее горю? А эти чинуши в кабинетах? Как надменно они ведут себя! Каким тоном разговаривают! Бр-р-р! Противно вспоминать.

Вот им-то и надо отомстить! Им-то и надо насыпать жгучего перца в кашу. Глотайте, обжигайте рты! Извивайтесь в судорогах от огня в желудке! Да, пусть все идет, как задумал Ёся.

Майя схватила предусмотрительно положенную на тумбочку ручку, бумагу и, не думая о последствиях, принялась выводить мелкие как бисер строки. Утром, когда Иосиф Самуилович принес ей кофе, она протянула ему исписанный лист бумаги.

— Ты этого хотел... Держи!

27

Неделя выдалась напряженной. Едва успели раздать научным работникам и лаборантам, строителям и снабженцам изготовленные на машиностроительном заводе перфопропуска, как в лабораторию прибыл сам директор завода Альф Харитонович. Фамилия его была уникальная, состояла из двадцати букв — Микуланинецевоинский. Никто не мог ее правильно выговорить. Поэтому произносили обычно только первые шесть букв — Микула.

Прибыл и с места в карьер:

— Показывайте!

Систему уже испытали. Теперь сотрудники, являясь на работу и уходя домой, вставляли перфопропуска в отверстия датчиков, устроенных на проходной. То же самое делали и водители машин.

Альф Харитонович стал свидетелем спора Гузя с Савичем.

— Утвердите мне километраж пробега, количество израсходованного бензина и премиальные шоферам, — сказал Антон Калинович, войдя в кабинет.

Савич достал из выдвижного ящика стола отпечатанные на машинке сведения, сверил их с данными, предоставленными Гузем.

— Тут слишком большие расхождения. Я не буду подписывать документы на незаработанные деньги и истраченные неизвестно с какой целью материальные средства.

— Откуда у вас такие данные? — вскипел Гузь. — В конце концов! Из пальца высосали? Пользуетесь тем, что Петра Яковлевича нет?

— Все поездки, количество рабочих, их занятость зафиксировала машина. Проанализируем данные за неделю, тогда и решим: подписывать или нет.

— Сами срываете графики строительства, а на меня сваливаете. Трест подаст на вас иск!

Савич набрал номер телефона начальника строительного треста, проинформировал его о случившемся, без особых осложнений нашел общий язык с ним.

— Как вы поняли, Антон Калинович, трест иска не возбудит. Позвольте поинтересоваться — вы полностью достроили особняк на улице Листопада?

— Какой особняк? В конце концов! — попятился к выходу Гузь. — Ни сном ни духом... Плетете черт знает что!

— Машина не врет! Отныне учет вашей работы будет вести она! — жестко подытожил Савич. — Отсюда и оплата, премиальные, прогрессивка. Предупреждаю: данные машины уже теперь учитываются как юридические документы. Все!

Более убедительных доказательств Микуланинецевоинский доискиваться не стал.

— Присылаю своих конструкторов! Разрешишь скопировать?

— А хозрасчетное соглашение?

— О чем беспокоишься! — обиделся директор. — Давай систему, бери деньги.

— Альф Харитонович, скоро вернется заместитель нашего начальника Олияр, автор данной разработки. Кому, как не ему, внедрять?

— Не возражаешь, если я сегодня на совете директоров похвалюсь, что заинтересовался вашей системой?

— Буду благодарен за рекламу!

Не прошло и двух часов, как примчался взлохмаченный, запыхавшийся Максим Бигун.

— Гриша! Выкладывай на кон, что у тебя тут творится! Редактор дал задание написать статью о тебе для очередного номера.

Внешне Максим очень изменился. Исчезли мешки под глазами. Лицо посвежело.

— Понимаешь, отложил новый памфлет, чтобы осветить твой взлет.

— Максим, я отведу тебя в машинный зал. Там есть дотошный хлопец Василь Гарба. Он посвятит тебя во все тонкости. Хорошо?

— Старому другу не можешь уделить минутку?

Григорий ребром ладони провел по горлу.

— Клянусь, нет времени!

— Тогда пообещай, что хоть посмотришь написанное.

— Обещаю. Если же не сумею... В общем, загляни завтра утром.

На следующий день после обеда приехал Мирослав Михайлович Козак, попросил собрать заведующих отделами.

Совещание проходило в кабинете Петра Яковлевича.

— Сначала хочу вас поздравить, — сказал, улыбаясь, Мирослав Михайлович. — Вчера на совете директоров Альф Харитонович произнес очень добрые слова о вас. Мне было приятно слышать его похвалу. Молодцы! — Козак сделал паузу, подождал, пока утихнет шум. — А теперь о деле. У нас нет времени ждать, когда четвертый этаж вашего корпуса подведут под крышу. Научный центр получил задание от академии и... Хочу сделать отступление. Вам придется вплотную, практически заняться теорией информации. Чем ограничено ее