Жгучий огонь настолько сильный, что мне кажется, будто меня раздирают на куски.

Под конец схватки я верчу головой из стороны в сторону и стону.

— Дай мне свою руку, Сидни, — доктор Виггинс направляет мою руку мне между ног. — Ты чувствуешь это?

Я киваю и сглатываю. Там что-то влажное и скользкое, но это не я.

— Это твой ребёнок. Выталкивай её, Сидни. Настало время встретиться с ребёнком.

Начинается другая схватка. Всё ещё держа руку на голове у своего ребёнка, я тужусь так сильно, как только могу.

— Ахххх! — кричу я от ужасной боли, а доктор Виггинс говорит мне прекратить тужиться.

— Ох, Сэм, — по щекам Эйвери катятся слёзы. — Головка уже вышла. Это твой ребёнок. Боже мой.

— Хорошо, Сидни. Ещё один раз. Потужься. Самую сложную часть ты уже прошла.

Найдя силы непонятно откуда, я тужусь ещё раз, и в комнате раздаются аплодисменты, смех и плач.

— Ты сделала это! — Эйвери в полном восторге.

Медсёстры поздравляют меня, а доктор Виггинс даёт мне моего ребёнка.

— Познакомься со своей дочкой, Сидни.

Я беру её на руки, и она первый раз плачет. Это самый красивый звук на планете. Все эмоции, что копились у меня эти девять месяцев, превращаются в слёзы. Я не могу перестать плакать. Я влюбилась в неё, но всё же это горько-сладкий момент. Эйвери моя опора, но она не тот человек, который, как я представляла, будет держать меня за руку и перерезать пуповину.

— Вы уже выбрали имя? — спрашивает медсестра.

Пальцами я нежно провожу по тёмным волосам, и малышка открывает глаза.

Голубые ирисы.

Я читала, что большинство детей рождаются с голубыми или серыми глазами, но где-то внутри чувствовала, что у неё будут папочкины глаза.

— Оушен[8]… Оушен Энн, — шепчу я, глядя на самое замечательное зрелище в своей жизни.

Я поднимаю глаза на Эйвери и думаю о маме и её письме.

Я только что оставила свой след на Земле, мам.

12 марта 2011 г.

Шесть месяцев назад я приняла сложное и мучительное решение не рассказывать Лотнеру. Спустя два дня после того, как я ушла из его дома, узнав о его маме, я очнулась в больнице от того, что упала в обморок. К счастью, мы с Дэйном должны были встретиться в парке для выгула собак, и когда я не пришла, он отправился на мои поиски. Доктор сказал, что это была смесь стресса и обезвоживания.

После этого случая мои приоритеты изменились. Я не могу рисковать, добавив к своему стрессу ещё и стресс Лотнера. Единственная важная вещь — наш ребёнок. И теперь мне ясно, что она будет единственной вещью, которая вообще когда-либо будет иметь значение. Мои руки сделаны для того, чтобы держать её, а сердце, чтобы любить.

Тревор и Элизабет продают свой дом в ноябре. Я размышляю над поиском жилья в Лос-Анджелесе, но уже принимаю заказы в качестве фрилансера, как в Пало-Альто, так и в Сан-Франциско, которые запланированы на середину февраля. Вмешивается Дэйн. Он владеет несколькими домами, которые сдаются, и один из них освобождается в декабре. Он предлагает мне вносить оплату ежемесячно, и от такого предложения я не могу отказаться. Это оказывается необычный причудливый кирпичный дом с тремя спальнями и огороженным двором. Он прекрасно подходит для моего усыновлённого ребёнка — Сворли. Я признаю простую истину… он зацепил меня, и теперь я забираю его себе.

— Шшш… тише, Сворли! — отчитывает Эйвери его за громкое приветствие, когда ставит сумку-кенгуру на диван.

— Он просто приветствует её, — смеюсь я, вытаскивая всё ещё спящую Оушен из её кроватки. — Она слушала его «голос» на протяжении многих месяцев. Уверена, что это не шокирует её.

— Что мы можем предложить тебе на ланч? — спрашивает Элизабет, заходя вслед за папой через парадную дверь.

Сидя на диване и держа в свертке на своих руках весь мир, я улыбаюсь.

— Без разницы. Здесь всё равно небольшой выбор еды.

— Пока мы тут с вами разговариваем, Дэйн делает покупки в магазине, ну а мы пойдём организуем что-нибудь на кухне, — папа наклоняется и нежно целует Оушен в лоб. Его глаза сияют от обожания.

— Дэйн и так уже сделал слишком много. Ему не следовало ещё и за покупками мне ходить, — закатываю я глаза.

Эйвери садится рядом со мной, когда Элизабет и папа выходят из комнаты, чтобы приготовить обед.

— Ага, попробуй ему об этом сказать. Он пожертвует своё левое яичко за всё, что тебе захочется и пожелается.

Я качаю головой.

— Я знаю. Он такой хороший друг. Не знаю, как бы я выжила без него эти последние несколько месяцев.

— Пф… «друг»? Без разницы. Он абсолютно никого, кроме Сидни, не видит. Посади его в комнату полную голых моделей, и он всё равно выберет намазывать крем от геморроя на твою задницу.

— Заткнись, — смеюсь я. — У меня нет геморроя. И мы с Дэйном просто друзья.

ГЛАВА 21

3 июня 2011 г.

Оушен уже почти три месяца, и никого я так не обожаю в своей жизни, как её. Её прекрасные голубые глаза чаруют и завораживают. Эйвери присылает мне списки жилья для аренды в Лос-Анджелесе. Она считает, что мы должны поселиться вместе, чтобы она могла помогать мне с Оушен. Это заманчиво, но я не хочу, чтобы её жизнь стала вращаться вокруг моей. На данный момент я довольна жизнью в Пало-Альто. Эйвери думает, что это всё из-за близкого расстояния к Лотнеру, но это не так. По крайней мере, надеюсь, что я не такая жалкая.

Я продолжаю принимать заказы на фотографии, планируя их на вечер или на выходные, по совету Дэйна. Когда пытаюсь дать объявление о поиске няни на неполный рабочий день, он полностью бракует эту идею. Дэйн настаивает на том, чтобы я работала по такому графику, чтобы он мог оставаться с Оушен и заходит в этом так далеко, что даже вербует свою помощницу Кимберли помогать ему, в случае, если поступит срочный вызов.

В моих мыслях у Лотнера непрерывающаяся ординатура. Не уверена, что вообще когда-либо смогу смотреть в глаза Оушен и не вспоминать о нём. Недавно я задумалась над тем, чтобы рассказать ему. Он и понятия не имеет, что теряет такую часть своей жизни. Прекрасное существо, в котором заключены мы двое. Но самое удивительное то, что Дэйн, игравший роль адвоката Лотнера на протяжении месяцев после того, как узнал, что я беременна, теперь заставляет меня усомниться в своём решении рассказать правду.