в целом были политически, социально и расово консервативны - либералы меньше, чем прогрессисты, беспокоились о том, как бы стать действующим избирательным концерном. Они стремились создать нерасовую организацию и сосредоточились на увеличении числа своих чернокожих членов. Большинство делегатов национального съезда Либеральной партии в 1961 году были чернокожими. Либеральная партия участвовала во внепарламентских акциях, таких как бойкоты, сидячие забастовки и кампании против удаления черных пятен в Натале и фиктивного "самоуправления" в Транскее. Партия была озабочена более широкими вопросами социальной справедливости, и в ее программных документах рассматривались такие вопросы, как перераспределение земли и другие меры государственного вмешательства для дерационализации экономики.

Прогрессисты, напротив, считали, что парламент предлагает реальный путь к реформам. Он был законным средством избавления от апартеида. Они сосредоточились на увеличении своего представительства в парламенте, а это предполагало кропотливую работу по вырезанию кусочков поддержки из полуострова консервативного белого электората. Поэтому проги легкомысленно относились к своему либерализму. Прогрессивная партия представляла себе гражданский порядок, в котором черные могли участвовать в той мере, в какой опасения белых по поводу доминирования черных - и потенциальной угрозы экономическим интересам меньшинства - снимались конституционными гарантиями. Подавляющее большинство белых смотрело на понятие всеобщего избирательного права с ужасом. Оно не способствовало голосованию. В этом контексте квалифицированное избирательное право было прагматичным политическим выбором. Газета Die Transvaler, голос Национальной партии, считала рекомендации Молтено "настолько революционными, что остается только удивляться, как Прогрессивная партия может надеяться на поддержку белых в Южной Африке".Альберт Лутули, находившийся на другом конце политического спектра, отреагировал на доклад Молтено, отвергнув квалифицированное избирательное право как инструмент для "увековечивания групповых привилегий за счет африканского народа".⁶⁶ Для Оппенгеймера, как и для Эглина, квалифицированное избирательное право было регулятором образования и предлагало разумный средний путь между апартеидом и правлением черного большинства. Оппенгеймер не отрицал, что всеобщее избирательное право - это "цель, к которой нужно стремиться", как он сказал своей аудитории, выступая с лекцией памяти Т. Б. Дэви в Кейптаунском университете в 1962 г.⁶⁷ Но оно не может быть принято без "неприемлемых рисков", пока уровень образования и жизни в целом не станет намного выше.Прогрессисты в конце концов отказались от квалифицированного избирательного права в 1978 году, когда другая конституционная комиссия, возглавляемая харизматичной восходящей звездой фракции Ван Зил Слаббертом, рекомендовала всеобщее избирательное право и полные права гражданства независимо от расы.⁶⁹

С точки зрения Оппенгеймера в 1960-х годах, многорасовые государства должны были как можно тверже придерживаться принципа "индивидуальных заслуг" и принять, как выразилась Financial Times, что это означает "белое политическое большинство сейчас" и "черное политическое большинство в будущем".⁷⁰ Он считал предложения комиссии Монктона о равном парламентском представительстве черных и белых в Федерации Родезии и Ньясаленда вредными и неосуществимыми.⁷¹ Что требовалось, так это "немедленная существенная доля" африканцев в федеральном парламенте и "прогрессивный подход" к нерасовому общему избирательному праву.⁷² Работа комиссии Монктона и комиссии Молтено разворачивалась по мере обретения Бельгийским Конго своей независимости. Так называемый кризис Конго, вызванный мятежом в армии в 1960 году и переросший в конституционный тупик, привел к бегству тысяч белых. Многие из них нашли убежище в Южной Африке. Для Оппенгеймера события в Конго стали иллюстрацией того, что "примитивным, нецивилизованным людям нельзя доверять управление современным государством".⁷³ Только те, кто имел "разумный уровень образования и цивилизованности", могли справиться с этой задачей.⁷⁴

 

Отношения с африканерством

 

Как только поддержка Оппенгеймером Прогрессивной партии и участие в комиссии Молтено стали достоянием общественности, африканерская националистическая пресса вновь завела припев старой мелодии. Оппенгеймер диктовал политику Прог от имени корпорации "Англо-Америкэн". Проги служили интересам монопольного капитала. Новый политический дом Оппенгеймера был инструментом die geldmag и врагом африканерства.⁷⁵ "Хоггенхаймер" снова поскакал.

Как показал этот ответ, экономическая империя Оппенгеймера существовала в "неловком тандеме" (по проницательному выражению Энтони Сэмпсона) с политической монополией африканеров.⁷⁶ Неловкость можно проследить на примере драки вокруг Трастового фонда Объединенной Южной Африки в 1951 году. Этот эпизод положил начало сложным отношениям между Оппенгеймером и националистическим правительством, которые за сорок с лишним лет претерпели множество превратностей. Часто антагонистические, преимущественно амбивалентные, эти отношения оказались неразрывными. Политически сильные африканеры были отделены от экономически сильных англоговорящих этнической принадлежностью, языком, культурными обычаями, религией, социализацией в школе, университете и на работе, а зачастую и жилыми пригородами. Социальная дистанция, высокомерие и снисходительность со стороны англичан, подозрительность и паранойя со стороны африканеров": так ученый Хериберт Адам охарактеризовал отношения, основанные на "взаимном презрении, иногда взаимном презрении".⁷⁷ Однако в случае Оппенгеймера он предпринял частичную попытку преодолеть разрыв. Будучи членом парламента, он выучил африкаанс и пытался говорить на нем на публичных площадках. В начале 1960-х годов он привел таких талантливых африканеров, как Вим де Вильерс, во внутреннее святилище дома 44 по Мейн-стрит, чтобы они консультировали его по вопросам производительности шахт и заработной платы чернокожих рабочих. Де Вильерс, прямолинейный инженер с докторской степенью, в 1950-х годах руководил медным рудником Rhokana компании Anglo. Он был ярым сторонником Национальной партии, но считал, что крупный бизнес не должен вмешиваться в политику. Де Вильерс был потрясен тем, что Anglo American платила своим чернокожим работникам ничтожные суммы. Он также критиковал культуру в Anglo. Я считал, что упор на выпускников Оксфорда был неправильным", - заявил де Вильерс; система личных помощников поощряла новичков "играть в политику" и не позволяла им "вникать в проблемы цеха".⁷⁸

 

HFO с Антоном Рупертом (крайний справа) в заповеднике в Свазиленде, 1970-е годы. (Библиотека Брентхерста)

В 1964 году Оппенгеймер предложил бывшему управляющему Резервного банка Мичиэлю де Коку войти в совет директоров Anglo American. Оппенгеймер поддерживал таких африканерских журналистов, как Стэнли Уйс и Отто Краузе, которые, по общему признанию, писали для английских изданий: первый - как политический корреспондент Sunday Times, а второй - как редактор News/Check с 1962 года. Отношение Оппенгеймера к африканерам вряд ли можно назвать презрительным. Он считал вершителей африканерского крупного бизнеса незаменимыми партнерами в процессе политических реформ. В частности, он долго и плодотворно сотрудничал с африканерским титаном табачной промышленности и производства предметов роскоши Антоном Рупертом, основателем Rembrandt Group.⁷⁹ Руперт и Оппенгеймер "много чего делали вместе", - вспоминал позже африканерский филантроп с ноткой сочувствия в голосе: "Если ему нужна была моя помощь, он просил ее. Я делал то же самое"⁸⁰ Оппенгеймер понимал долгосрочную политическую выгоду от привлечения африканеров в золотодобывающую промышленность через сделку General Mining-Federale Mynbou. К началу 1970-х годов в африкаансской прессе наметился заметный сдвиг в отношении к Оппенгеймеру. Плодовитый журналист