с престола пастырь таскал свою паству по магистратам и судам. Потерпев неудачу в своих усилиях, он решил отомстить лидеру секты, ответственному за его разорение. В начале 1800 г. Авигдор обратился к царю Павлу I с развернутой петицией, в которой охарактеризовал секту хасидов как «вредную и опасную организацию», продолжавшую дело бывших мессианских саббатиан. Массивом искаженных цитат из хасидской литературы доносчик пытался доказать, что учителя секты призывали своих последователей бояться только Бога, а не людей, т. е. не считаться с властями, в том числе и с царем.

Разоблачению дали идти своим чередом. В начале ноября того же года цадик Залман Борухович был повторно арестован в Лозно и отправлен в Петербург в сопровождении двух сенаторских курьеров. По прибытии в столицу цадик был заключен в крепость и после перекрестного допроса предстал перед своим обвинителем Авигдором. Залман снова письменно ответил на обвинения против него, которые теперь увеличились до девятнадцати пунктов. Он категорически отверг обвинения в непризнании власти правительства, безнравственности, сборе денег и устройстве тайных собраний. К концу ноября Залман был отпущен на свободу, но ему было приказано оставаться в Петербурге до рассмотрения его дела Сенатом, которому оно было передано теперь из Тайной экспедиции. Пока Сенат готовился рассмотреть дело, дворцовый переворот в марте 1801 г. оборвал царствование Павла и посадил на престол Александра I. Политический ветер переменился, и 29 марта 1801 года новый царь разрешил Залману покинуть Петербург.

Убедившись, что религиозный раскол в иудаизме совершенно безвреден с политической точки зрения, правительство было готово дать ему свою санкцию. Один из пунктов Статута 1804 г. разрешает сектантам учреждать свои синагоги в каждой общине и избирать своих раввинов, с единственным условием, что кагалская администрация в каждом городе остается одной и той же для всех частей общины. На самом деле закон лишь признал то, что уже стало живой практикой. Религиозный раскол уже давно стал свершившимся фактом, и междоусобица 1796-1801 гг. была лишь его завершающим актом. Что касается общинной организации евреев, уже подорванной политическими переменами, то раскол оказался не чем иным, как катастрофой. Кагалы, ослабленные внутренней борьбой и деморализованные доносами и бюрократическим вмешательством, не смогли выступить единым фронтом в первые годы царствования Александра, когда правительство осуществляло свой «план реформ», и пригласили кагалов к участию в его труды. Общины Юго-Запада, полностью находившиеся под запретом хасидского мистицизма, слабо реагировали на постигший их социальный и экономический кризис. Еврейские делегаты, излагавшие свои взгляды в ответ на официальные запросы 1803 и 1807 годов, набирались главным образом из Белорусского и Литовского правительств, где политическое чутье евреев еще не было совершенно притуплено.

3. Раввинизм, хасидизм и просвещенный «берлинский мир»

В то время как в Западной Европе разрушались старые формы еврейской жизни, культурное развитие еврейских масс Восточной Европы оставалось на месте. Две доминирующие силы в их духовной жизни, раввинизм и хасидизм, с одинаковым усердием следили за сохранением старого порядка вещей. Традиционная форма обучения осталась неизменной. Старая школа, хедер и ешиба, с ее исключительной талмудической подготовкой, снабжала своих учеников огромным количеством умственной энергии, но не могла подготовить их к практической жизни, и девушки и женщины оставались совершенно вне влияния школы. Столь же прочно утвердилась и старомодная схема семейной жизни, с ее ранними браками, между тринадцатью и шестнадцатью годами, с длительным содержанием таких женатых детей в отцовском доме, с ее чрезмерной плодовитостью среди привычной жизни. бедность с ее сокращением физических потребностей до истощения и вырождения. Эта патриархальная еврейская масса сторонилась всех культурных «новинок» и осуждала малейшие попытки расширить свой ментальный и социальный кругозор. Религиозная культура еще не успела скрестить шпаги со светской культурой. Война между хасидизмом и раввинизмом велась на чисто религиозной почве. Ее единственной проблемой был тип верующего: старая дисциплина с ее упором на схоластическую и церемониальную сторону иудаизма боролась с натиском экстатического мистицизма и слепого «культа святых».

Нельзя сказать, что оцепеневший раввинизм возродился под влиянием этой яростной борьбы. В то время, когда мы говорим о каких-либо отчетливых следах такого возрождения, не видно, и можно различить только признаки чисто схоластического возрождения. Метод текстуального анализа, введенный Элайджей Гаоном в талмудические исследования и заменивший некогда модную казуистику, получил все более широкое распространение и все более прочную опору в литовских иешибах.

В новом центре изучения Талмуда, ешибе литовского городка Воложин, основанной в 1803 г., этому новому методу уделялось особое внимание со стороны его основателя, раввина Хайима Воложинера, ученика Гаона. Ешиба Воложина воспитала целое поколение ученых и раввинов «в духе Гаона». В этих кругах можно было обнаружить даже известную терпимость к анафематствованным «светским наукам», хотя эта терпимость ограничивалась областью математики и отчасти естествознания. Гаон, который в свободное время занимался математическими упражнениями, разрешил своему ученику Боруху Шкловером опубликовать еврейский перевод «Геометрии» Евклида (1780 г.). Однако страх перед философией был так же велик, как и прежде, и несовместимость свободных исследований с иудаизмом считалась нерушимой догмой. Еврейское сознание продолжало двигаться в узком диапазоне «четырех локтей Галахи» и было обречено на бесплодие. В течение всего этого бурного периода, растянувшегося более чем на четверть века, раввинизм, кроме Гаона, не выдвинул ни одного сколько-нибудь крупного литературного деятеля, ни одного писателя с широким кругозором. Казалось, что дух оригинальности покинул его.

Среди хасидов того периода можно было обнаружить большую продуктивность, хотя в отношении оригинальности они значительно уступали предшествующей эпохе Бешта и его первых апостолов. Наряду с торжествующим практическим цадкизмом, торгующим чудесами и процветающим на доверчивости масс, мы наблюдаем в известной степени продолжающееся развитие хасидского учения по линии, заложенной Бештом. На Севере распространялась новая хасидская теория, стремившаяся приспособить эмоциональный пиетизм Бешта к «интеллектуализму» литовских схоластов. Создатель этой доктрины, рабби Шнеор Залман, герой религиозной борьбы, описанной в предыдущих главах, пытался рационализировать хасидизм, который проявлял решительную склонность к принципу credo quia absurdum сидеть. В руках автора Tanyo экстаз чувств трансформируется в экстаз мышления. Иногда он говорит о познании Бога словами, достойными Маймонида. Излишне говорить, что рабби Залман отвергает культ цадиков в вульгарной форме чудотворства, которую он принял на Юге.

На юге, точнее говоря, на Украине, хасидизм упорствовал в проторенной колеи. Два его столпа, Леви Ицхок (Исаак) из Бердичева (умер в 1809 г.) и Нохум (Наум) из Чернобыля (умер в 1799 г.), продолжали поддерживать традиции Бешта. Бывший, автор Кедушат Леви (1798 г.), проявляет в своих работах подлинный пыл хасидской веры, без ее болезненного экстаза. В личной жизни этот вождь волынского