шерстяных фабрик было основано евреями в Литве и на Волыни, но все, что они могли сделать, это обеспечить работой несколько тысяч человек. Таким образом, было естественно, что все взоры обратились к сельскохозяйственной колонизации.

Статут 1804 г. обещал предоставить бедным евреям, желающим заниматься сельским хозяйством, бесплатную землю в нескольких правительствах, предоставить им ссуды для их оборудования и освободить их от налогов на ряд лет. Ссыльные деревенские евреи ухватились за это обетование как за якорь спасения. В 1806 г. несколько еврейских групп в Могилевской губернии обратились к губернатору с просьбой перевести их в Новороссию, чтобы там заняться хлебопашеством. Делегат одной из этих групп, Наум Финкельштейн, ездил даже в Петербург, чтобы изложить дело министру Кочубаю, и был послан последним в Херсонскую губернию для осмотра и отбора земли. Министр, действуя по согласованию с херсонским губернатором герцогом Ришелье, решил выделить отдельные участки земли в степях этого края и поселить на них евреев под покровительством Новорусского «переселенческого бюро». Едва две могилевские группы завершили подготовку к своей эмиграции, как десятки подобных заявлений стали поступать от еврейских групп в других правительствах черты оседлости. К концу 1806 г. количество просителей возросло до полутора тысяч семей, насчитывавших около семи тысяч душ. Российские власти оказались в неловком положении. Их поймали неподготовленными к передаче такого количества людей за счет государства. В 1807 году в Херсонской губернии были основаны четыре колонии евреев-земледельцев, первые среди еврейских колоний юга России. Число поселенцев составило около трехсот семей, состоящих из двух тысяч душ.

Число претендентов, желающих поселиться на этой земле, продолжало увеличиваться. В течение 1808 г., когда изгнание из деревень шло полным ходом, белорусские воеводы засыпали министра внутренних дел ходатайствами о разрешении как можно большему числу еврейских семей отправиться в Новороссию. Губернатор Витебска сообщил, что сельские евреи были несвоевременно изгнаны, разорены и доведены до нищенства. Большая часть их остается без хлеба насущного и без крова, и они в значительном количестве эмигрируют в Новороссию. Многие евреи в ожидании переселения в Новороссию продали все свое имущество и настойчиво просят разрешения переехать туда, хотя бы только на жительство.

В то же время в Петербург постоянно поступали донесения от Новорусского иммиграционного бюро и от герцога Ришелье. Они подчеркивали необходимость остановить поток эмигрантов, ввиду того, что даже первые партии колонистов с трудом обустроились, а новые не могли рассчитывать ни на хижины, ни на какие-либо другие приспособления. К началу 1808 г. в ведении Иммиграционного бюро находилось около тысячи семей колонистов, и, кроме того, несколько тысяч переселенцев, прибывших «добровольно», ждали своей очереди на заселение. Из-за непривычных климатических условий и отсутствия жилья и продовольствия среди приезжих стали распространяться болезни. Все эти обстоятельства побудили правительство временно приостановить расселение евреев в новорусских колониях (указ от 6 апреля 1810 г.).

Попытка превратить часть еврейского населения в земледельцев, несомненно, увенчалась бы огромным успехом, если бы правительство было достаточно подготовлено к такому важному экономическому преобразованию. Десять тысяч эмигрантов уже ушли в Новороссию, и за ними устремились компактные голодающие массы. Но правительство было подавлено трудностями задачи и остановило все движение. Одновременно было прекращено изгнание из деревень западных правительств, грозившее привести к беспримерной экономической катастрофе. Таким образом, после многих колебаний и потрясений экономический уклад еврейской жизни был восстановлен на прежних основах — торговле, ремеслах и сельских занятиях.

ГЛАВА XI ВНУТРЕННЯЯ ЖИЗНЬ РОССИЙСКОГО ЕВРЕЙСТВА В ПЕРИОД «ПРОСВЕЩЕННОГО АБСОЛЮТИЗМА»

1. Кагальская автономия и городское самоуправление

Система государственного патронажа раскинула крылья и над самоуправлением еврейских общин. К концу царствования Екатерины II правительство ясно обнаружило свою тенденцию урезать обширную общинную автономию, которая была гарантирована евреям ранее, в 1776 г., когда обещание императрицы разрешить евреям присоединенной Белой России сохранять свои прежние свободы», — еще свежо было в памяти чиновников. Но русское правительство, не имевшее привычки терпеть такую «разнузданность» среди своих подданных, косо смотрело на большие хозяйственные, духовные и судебные функции, предоставленные кагалам, помимо их фискальных обязанностей как органов по сбору государственных налогов. В результате такого отношения указы 1786 и 1795 гг. ограничили сферу деятельности кагалов делами духовными и фискальными. «Еврейская конституция» 1804 г. пошла еще дальше, разделив эти две функции между раввинатом и кагалами, которые прежде составляли одно целое. Раввинам было разрешено «следить за всеми церемониями еврейской веры и разрешать все споры, касающиеся религии», а кагалам было приказано «следить за регулярной уплатой государственных налогов». Это было все, что осталось от древней автономии еврейских общин в Польше с ее обширной сетью учреждений и центральных собраний, или ваадов.

Очевидно, что в реальной жизни власть сообществ была больше, чем на бумаге. Евреи продолжали передавать большинство своих дел, даже связанных с денежными спорами, в свои собственные раввинские трибуналы. Запрещение подвергать херему (отлучению) непокорных членов общины иногда игнорировалось, поскольку «духовные» трибуналы не имели в своем распоряжении других средств принуждения. С другой стороны, само правительство, нуждавшееся не только в фискальных службах кагалов, но и в ответственной организации, с которой можно было бы консультироваться по еврейским делам, не могло не допустить расширения деятельности кагалов далеко за пределы фискальных служб. интересы. Когда правительство пожелало узнать мнение еврейских общин о некоторых запланированных им мероприятиях, оно обратилось, как это было в 1802, 1803 и 1807 годах, [255] к кагалам и уполномочило их послать делегатов в Петербург или губернские столицы.

Это расширение еврейской автономии было уступкой, вырванной у правительства силою обстоятельств, силой компактного населения, живущего своей собственной жизнью и отказывающегося стираться до слияния с окружающим населением и сплавления всей своей общественной жизни. интересов с делами общего городского управления. Между тем именно к такой «муниципализации» еврейских общин давно стремилось российское правительство. Со времен Екатерины II. оно лелеяло мысль «разрушить еврейскую обособленность», загнав евреев в рамки русской классовой организации, особенно в купеческие и мещанские поместья.

Когда вскоре после 1780 г. евреям была предоставлена неслыханная доселе привилегия участия в городском управлении с правом активного и пассивного избирательного права в магистраты и городские суды, петербургские законодатели были уверены, что русское еврейство, в порыв восторга, выбросит за борт свою прежнюю кагалскую автономию и охотно соединится с христианскими городскими поместьями, чтобы сформировать общую муниципальную организацию. Но ни иудеи, ни христиане не оправдали этих уверенных ожиданий. Первые, по-прежнему цепляясь за свою освященную веками общинную организацию, были рады участвовать в выборах в магистраты, в которых до тех пор господствовали их традиционные враги, христианские купцы