– Продолжай.

– Как у всякого относительно толкового воришки-беспризорника, у нее был хозяин… Ну, ты себе представляешь. Когда ей исполнилось двенадцать, этот хозяин решил над ней надругаться, а она сломала ему руку и ногу и отволокла к приставам, на Громовую улицу. Там его и удушили. А сиротку удочерили всем участком. Так что она воистину дитя закона.

– Что и привлекло внимание Каббельса, – сказал Варис.

– Вполне возможно, ты прав, в самом абстрактном смысле, – кивнул Винтерхольм. – Если между ними и существует какая-то более интимная связь, то они это тщательно скрывают. – Он вытер руки от коричной глазури и пригубил чай. – Поговаривают, что она убила арматьера, якобы в честном бою, хотя не знаю, можно ли назвать подобную дуэль честной.

– Да неужели? А кто-нибудь знает, как звали этого арматьера?

– Слухи об этом не упоминают. Есть еще вопросы?

– Да. – Варис взял с письменного стола письмо выставочного оргкомитета. – Вот это подписано некими Рудокопсом и Мукомьелем.

– Дай-ка взглянуть. – Винтерхольм прочел письмо. – Ух ты! Интересно, пустят ли простых смертных на такое важное мероприятие. – Он указал на подпись «Мукомьель». – По-моему, его досточтимые предки звались Мукомолами, а то и просто Мельниками.

– Ты с ним знаком?

– В твоих устах этот вопрос звучит как официальное обвинение, – с притворной обидой сказал Винтерхольм. – Тот, которого я знаю, родом из Краснодола. Его родственники сколотили состояние на зерне, а сам он переехал в столицу, облагородил фамилию и с тех пор пытается втереться в светское общество, что довольно смешно, учитывая разницу в нынешнем отношении к крупным торговцам и к мелким аристократам. Нет, ничего дурного я о нем не слыхал.

Варис кивнул.

– А Рудокопс?

– Ну, это фамилия распространенная, но я постараюсь что-нибудь узнать. А ты мне за это заплатишь, и дальше все пойдет своим чередом. Тебе срочно нужно?

– У меня с ними встреча после обеда, но, как они наверняка понимают, сегодня все равно ничего не решится. Так что дело терпит до начала парламентской сессии, дней через шесть или через семь.

– Ох, братишка, обижаешь. За шесть-семь дней сведения добудет любой.

– На размер твоего вознаграждения это не повлияет. Доволен?

– Да, теперь почти не больно… – Винтерхольм осекся.

Очевидно, он хотел пошутить о душевных ранах, но вовремя передумал. В окружении Вариса за неудачные шутки и несвоевременные улыбки расплачивались репутацией, а в окружении Винтерхольма за такое платили жизнью.

– Если у тебя есть время, можем отобедать в «Дворцовой таверне».

– Милорд, я польщен вашей щедростью.

– Милорду интересно, что произошло у Странжа после моего отъезда. Погоди, я переоденусь.

Из ресторана «Дворцовая таверна» открывался великолепный вид на дворец на противоположном берегу реки Гранд. До строительства мостов и возникновения парламента, когда дворец все еще служил средоточием власти, на месте ресторана был постоялый двор для лодочников. Со временем в нем появились паркетные полы, хрустальные бокалы и скатерти, но хозяева ресторана не стремились сделать заведение недоступным для простой публики, поэтому корон-парламентарий и сомнительный тип с шарфом врача вполне могли обсудить здесь свои дела, не привлекая лишнего внимания.

Пока они пили пиво и ели суп, Винтерхольм молча глядел на реку за окнами.

Наконец Варис не выдержал:

– Итак, чем завершились праздники в усадьбе?

– Да-да, разумеется. Ты хочешь узнать, чем они завершились или чем они должны были завершиться?

Винтерхольма все еще окружала атмосфера усадьбы Странжа.

– Я плачу за обед, – напомнил Варис, с трудом скрывая нетерпение.

– В таком случае ты услышишь честный отчет. Во-первых, новая гостья всех очаровала. Особенно Речен. Она говорит… нет, тут одних слов мало, а жесты из видимого лексикона Скорейши могут шокировать окружающих. Вот я тебя и развеселил. Отлично.

Варис жестом выразил согласие.

– Праздники и без того подходили к концу, так что ты ничего не упустил. Лумивеста с Сильверном завтра уезжают к ней в коронат. Эдеа остается еще на два дня, а потом возвращается к своим железным путям. К ней хочет присоединиться Речен. Березар уехал в тот же день, что и я… Дальше честно рассказывать, милорд?

– Да.

– Он просил передать тебе следующее: «Помните, что в самый темный час вам придется сделать шаг без Богини, но это не значит, что Ее нет рядом». – Винтерхольм взглянул на Вариса, вопросительно изогнув бровь.

– Это не укор.

– Мне тоже так кажется. Что ж, продолжим. Агата остается в усадьбе. Прислуга желает вам всего наилучшего, Блисс обещает пополнить ваш гардероб новым бельем и сорочками.

– А старые вещи он куда денет? Сожжет?

– Нет, он говорил, что пустит их на бумагу.

– А что Странж?

– Странж предлагает при первой же возможности перевезти милорда Извора в усадьбу для дальнейшего выздоровления. А еще он просит регулярно уведомлять его о состоянии милорда Извора. – Многозначительно помолчав, Винтерхольм добавил: – Милорд, я понимаю, что вы очень заняты, поэтому готов взять эту обязанность на себя. С согласия и за счет милорда Странжа, разумеется.

– Да, конечно. Но Странжу я все равно и сам напишу.

Краем глаза Варис заметил, что официантка, держась в отдалении, чтобы не подслушивать беседу посетителей, ждет, когда можно будет подавать вторую перемену блюд. Варис утвердительно кивнул ей.

– Кстати, можешь сообщить Странжу, что со мной все в порядке, – сказал Варис, приступив к еде.

– Честным отчетом? – глухо поинтересовался Винтерхольм, не отводя глаз от жареной рыбы с картошкой.

– Le recaigne, – подтвердил Варис и продолжил есть.

Винтерхольм продолжил рассказ о том, как закончилось празднование Равноденствия в усадьбе Странжа, вспомнил шутки Веселины, описал, как Агата осветила пруд колдовскими стихами, и немногословно, но очень точно обрисовал сцену прощания Сильверна и Эдеи.

– Кстати, – как бы между прочим заметил он, – миледи Лумивеста обещала вам написать.

Варис кивнул.

Винтерхольм встал, надел шинель и шляпу, поклонился и вышел. Через миниму Варис увидел его за окном. Винтерхольм стоял на набережной, глядя куда-то в сторону дворца.

Варис расплатился, посмотрел на часы и сел в кэб, направляясь в парламент для встречи с представителями выставочного оргкомитета.

К приходу Рудокопса и Мукомьеля Варис, в сюртуке и свежем галстухе, уже сидел у себя в кабинете за письменным столом, разложив перед собой какие-то бумаги, словно бы погруженный в важные дела.

Рудокопс (коренастый, среднего роста, с прищуром глядевший сквозь очки в золотой оправе) и Мукомьель (чуть пониже, с пивным животиком) пришли в одинаковых парчовых жилетках и коричневых сюртуках с бархатными лацканами; Рудокопсу, в отличие от Мукомьеля, цвет был очень к лицу; по жилетке Мукомьеля вилась цепочка часов толщиною с якорную цепь небольшого шлюпа. На портфеле Рудокопса красовался вензель мануфактуры Велона Алинсейского.

Варис решил,