обстояло хорошо, погрузка шла организованно, однако Анатолий Иванович обратил внимание на один весьма существенный недостаток. Трюмы корабля заполнялись людьми настолько, что человек едва мог повернуться. Но недостаток этот был «объективного характера»: как ни старался Грибков вместе с Харламовым рациональней разместить грузы, чтобы высвободить больше места для людей, цели достигнуть не удалось.

— Это особенно меня мучает, — признался он. — Ведь солдатам, сержантам и офицерам придётся плыть в адскую жару, — представляете, как раскалятся стальные борта корабля!

— К сожалению, ничегошеньки тут не поделаешь, — откликнулся Харламов. — Прибавьте к этому, Анатолий Иванович, такую мерзкую штуку, как морская болезнь. Уверен, что не меньше половины личного состава испытает на себе эту «прелесть». Если уж легендарный адмирал Нельсон не переносил морской болезни, то куда уж нашим солдатикам!

Вернувшись из Севастополя, генерал Грибков получил донесение начальника политотдела мотострелкового полка полковника Шорохова и при очередном докладе министру обороны рассказал ему о содержании документа.

— Вот что докладывает Шорохов, товарищ маршал. Двадцатого августа их корабль уже приближался к Азорским островам. Начался сильный шторм. Почти у всех людей — морская болезнь. Чтобы облегчить последствия сильной качки, ночью догадались вскрыть две бочки с солёными огурцами. Корабль идёт по намеченному маршруту уже десятые сутки. Невыносимая жара. Её трудно выдерживать, даже раздевшись до трусов. Ночью весь личный состав стремится выйти на палубу, но это мало помогает.

Малиновский, внимательно слушая рассказ Грибкова, вдруг словно окунулся в похожую обстановку далёких-далёких лет.

...Наконец-то эшелон, прогромыхав через всю Россию с запада на восток, дотащился до Дайрена. Эшелон подали прямо на причал, чтобы сразу же грузиться на пароход. На палубе, в парадной форме, появился командир 1-го Особого полка полковник Нечволодов. Его окружала группа японских офицеров и генералов. Глаза слепило от золота эполет и орденов. Нечволодов горделиво оглядел выстроившееся на палубе русское воинство. Загремел гимн Японии, вслед за ним — «Боже, царя храни». Нечволодов выступил немного вперёд и громко произнёс:

— Братцы! Русские солдаты, богатыри земли русской! Вы должны знать, что город Дальний, то бишь Дайрен, построен русскими людьми. Они принесли сюда, на азиатские берега, русский дух, русский нрав, гуманность и культуру, чего, кстати, не скажешь о новоявленных «аборигенах» этой земли.

Японцы сделали вид, что не поняли, о чём идёт речь, и оскалили жёлтые зубы.

— Мы сейчас покидаем эти берега, — невозмутимо продолжал Нечволодов. — Перед нами дальний путь, но мы никогда не забудем, что здесь каждый камень положен руками русских людей. И рано или поздно захватчики уберутся отсюда. Да здравствует наша победа! Ура, братцы!

Старенький пароход «Гималаи» отчалил от пирса и к утру вышел в Жёлтое море. И сразу разразился страшный шторм. Корабль начало швырять с борта на борт. На солдат и офицеров набросилась морская болезнь. Казалось, выворачивает всё нутро, солдаты и офицеры молили святого угодника Николая, который считался спасителем и заступником на море, помочь им, но всё было тщетно. Восемь показавшихся вечностью суток пароход с трудом добирался до Гонконга. Здесь начала одолевать жара. А уж когда попали в тропические воды, то от поистине адского пекла не было никакого спасения. Солдаты поливали друг друга водой, но это не приносило облегчения. Только ночью наступала относительная прохлада. Ну а когда подошли к южной оконечности Малаккского полуострова, к английской крепости Сингапур, солдаты и офицеры и вовсе приуныли. Здесь уже был экватор, который показал свой «характер». Раскалённый воздух был абсолютно неподвижен. Пот лил ручьём, исподнее бельё — хоть бери и выжимай...

«Вот так же сейчас, наверное, чувствуют себя и наши воины, плывущие в Карибском море к берегам Кубы», — подумал Малиновский, отвлекаясь от воспоминаний, промелькнувших у него в голове.

А Грибков между тем продолжал пересказывать донесение Шорохова:

— Американские самолёты, товарищ маршал, совершают наглые облёты наших кораблей. Их корабли пытаются преграждать нашим судам путь, требуют остановиться для досмотра. Наши делают вид, что не слышат и в эфир не выходят. Шорохов докладывает, что вчера утром американский истребитель пронёсся над теплоходом на бреющем полёте, едва мачты не зацепил.

— Ну, этого следовало ожидать, — откликнулся Малиновский. — Тут надо действовать по принципу: «Не обращать внимания». В чём ещё трудности? Каков моральный настрой людей?

— Что касается морального духа, то он выше всех похвал. Воины хорошо осознают свой интернациональный долг. Мучения стараются заглушить шутками. Русский характер! Шорохов приводит такое высказывание одного из солдат: «Так твою... чтобы я ещё когда-нибудь сел на эту шаланду! Я ж не моряк Костя, который шаланды, полные кефали, привозил в Одессу! Пока до России не построят мост, ни за что не поеду через океан». А дружок ему в ответ: «И куда ты денешься? Помни одно: и в воде мы не утонем, и в огне не сгорим!» Что же касается трудностей, то мы, товарищ маршал, ряд вопросов продумали не до конца. Взять хотя бы продовольствие. Загрузили на корабли двухмесячный запас. До погрузки он долго «катался» по железным дорогам, и получилось, что в горячей атмосфере Карибского моря такой продукт, как сливочное масло, просто-напросто растаял, превратившись в масляные лужи. Но в целом всё идёт нормально.

— А как обстоит дело со скрытностью? Похоже, натовцы уже начинают догадываться о переброске войск и техники на Кубу. Вот передо мной одно из разведданных. Западногерманские союзники США, оказывается, уже сообщили в ЦРУ, что за последнее время число советских судов, идущих на Кубу, увеличилось в десять раз. Наши сообщения о том, что туда перебрасывают сельскохозяйственные орудия, их не убеждают. Они резонно задаются вопросом: неужто кубинцам нужно такое огромное количество тракторов, комбайнов, сеялок? Мне пока неизвестна реакция американцев, но думаю, они насторожатся. Впереди самая ответственная и трудоёмкая задача — установка ракет на острове. И тут главное — максимальная скрытность.

— Безусловно, товарищ маршал, хотя достичь полной скрытности будет крайне сложно, — Грибков несколько смягчил фразу, хотя ему хотелось сказать слово «невозможно». — На острове нет лесных массивов, небольшие пальмовые рощи не в счёт. Заросли кустарника тоже не помогут. К тому же и в рощах, и в кустарниках такой зной и такая повышенная влажность, что нечем дышать, горло перехватывает. Да и техника здорово страдает. Кроме того, по рассказам очевидцев известно, что на острове много ядовитых деревьев гуао: прикоснись к ним — и тут же на теле почти неизлечимая язва. Поэтому располагать людей в лесах нельзя.

— Как идёт размещение уже прибывших войск? — этот вопрос для