Шрифт:
Закладка:
Через город текла река. Не самая широкая, полсотни метров от берега до берега, но зато, наверное, одна из самых грязных на планете. Было бы чем гордиться! Вода в ней была зеленоватая, цвета подгнивших листьев, с маслянистыми разводами по мелкой ряби. И пахло от нее соответствующе — старой тиной, канализацией и еще чем-то химическим. Запах нерезкий, но липкий, просачивающийся сквозь одежду и сквозь поры кожи. От него невозможно было избавиться, зажав нос двумя пальцами. Один раз его почуешь, и он будет преследовать тебя до конца твоих дней. Он запутается в волосах, как репей. Он проберется даже в твои сны. Запах грязной реки, и он же — запах этого города. Кто сказал, что в преисподней воняет горящей серой? Как бы не так!
Вдоль реки тянулась неприглядного вида набережная, по которой никто никогда не прогуливался. Берега соединяли с полдюжины не отличимых друг от друга железных мостов: крутые арки, чугунная ограда без изысков. Никаких рыбаков и никаких навесных замков на перилах, символов долгой и крепкой любви. Ничего такого, что должно быть на правильном мосту. «Змеиные Ребра» — так она их называла, и это имя единственное, что хоть как-то лишало их серой безличности. И если эти мосты были ребрами, значит, сейчас она находилась не где-нибудь, а в самом змеином чреве. Иначе говоря, под мостом.
Кати Макабреску сидела на узкой полоске земли, между опорой моста и рекой, прижимаясь спиной к стене из бетонных блоков. Сидела тихо, не смея лишний раз пошевелиться или громко вдохнуть. Не важно, как она здесь оказалась и чего ей стоило спуститься к воде безо всякой лестницы. А стоило ей это сломанного ногтя, пары синяков, ушибленной лодыжки и навсегда испорченной одежды. Позже придется сжечь толстовку и джинсы в железной бочке в тупике за домом. Другого выхода избавиться от склизких черных пятен Кати не видела. Если ей повезет, то это действо обернется грандиозным пожаром, после которого от города останутся дымящиеся руины. Но это будет потом, а сейчас…
Сейчас Кати пряталась.
— Куда она подевалась? — услышала она голос. Девичий, визгливый.
Есть голоса, от которых мурашки по коже, но не страшные, а неприятные, и этот был как раз из таких. И принадлежал он одной белобрысой фифе с физиономией острой, как у крыски. Девицу звали Лаура, и она училась с Кати в одной школе.
— Может, утоплась, а? — ответил другой голос, тоже визгливый, но принадлежащий существу мужского пола. Парню по имени Казик, еще одному однокашнику Кати, примечательному разве что обилием прыщей на физиономии да еще тем, что носки он менял раз в месяц.
Был в этой компании и кто-то еще — просто потому, что всегда есть кто-то третий. Однако он молчал, и Кати не могла сказать, кто это. Но так ли это важно? Любой из ее так называемых однокашников вполне мог оказаться на этом месте. Когда Кати удирала от школы и дальше, по тусклым, неотличимым друг от друга улочкам и переулкам, то бежала не оглядываясь.
— Ха! — сказала Лаура, свешиваясь через перила. — Утоплась? По-твоему, эта сучка доставит мне такое удовольствие?
В воду, рассыпая пепел, упал белый окурок.
— А че? — ответил Казик. — Нам меньше мороки, а?
— Ну уж нет, — Лаура повысила голос, — я собираюсь сделать это собственными руками.
«Они знают, что я здесь, — подумала Кати. — Знают и нарочно говорят так громко, чтобы я их слышала».
Так собаки лают на кошку, забравшуюся на дерево, — чем громче, тем лучше. Кати понимала, что их угрозы пустой треп. Топить в реке ее никто не станет. Но есть вещи и похуже смерти, на которые Лаура вполне была способна.
Утешало лишь одно: сюда, под мост, ее преследователи не полезут. Побрезгуют, побоятся испачкаться, да и спуститься по набережной не всякому по силам. До поры до времени Кати была в безопасности. Но только ускользнув от Лауры и компании, она сама же себя загнала в угол. Как та самая кошка на дереве, она не могла покинуть свое убежище. И не потому, что наверху ее поджидали враги — это полбеды. Хуже было то, что Кати не имела ни малейшего понятия, как ей залезть обратно. Одно дело спуститься на адреналине, тут не бывает преград. Но сейчас, когда она глядела на стену из бетонных плит, Кати не понимала, как ей это вообще удалось. Чтобы вскарабкаться по набережной без посторонней помощи, нужно быть скалолазом. А кого звать на помощь? Не Лауру же с Казиком, проще и в самом деле утопиться…
В общем, ситуация была патовая. Что бы там ни говорили, мол, безвыходных положений не бывает, вот оно, безвыходное положение во всей красе. Кати сидела на холодной земле. Расстояние между опорой моста и рекой было всего ничего: каждая вторая волна добиралась до кроссовок. Так что в придачу к прочим ее проблемам стоило добавить еще и мокрые ноги, этакую вишенку на торте.
А началось все обыденно, так, как и начинаются подобные вещи. Для затравки — пара грубых слов, сказанных в школьной столовой, в ответ — стакан разбавленного апельсинового сока в лицо, ну и понеслось-покатилось. Есть поступки, которые не прощают, а уж таким, как Кати, тем более.
Она вовсе не была школьной парией, этакой девочкой для битья, но ходила слишком близко к краю границы, так что рано или поздно что-то подобное должно было случиться. Кати это знала с того самого дня, как переступила школьный порог и увидела своих будущих одноклассников. Чудо, что ей вообще удалось продержаться так долго.
Популярностью в школе Кати не пользовалась, друзей в этом городе так и не завела, но до поры ей удавалось существовать тихо и незаметно. Училась она не хорошо и не плохо, одевалась приемлемо, физических особенностей, которые могли бы привлечь особое внимание к ее персоне, у нее не было. Тень, привидение — Кати нравилось думать, будто одноклассники даже не догадываются о ее существовании, они же делали вид, что это действительно так. И вот теперь Кати пожинала плоды этой стратегии. Когда пробил час, не нашлось никого, кто решился бы за нее заступиться. То, что ей удалось удрать, было не более чем случайностью.
