Ива смотрела на старика и не знала, что сказать. Ей было и страшно, и в то же время неловко. Хендерсон умолял его убить, и может, в этом и был свой резон. Но она не была убийцей.

— Я не он, — тихо сказала Ива.

— Ты — буньип! — Старик ткнул ее пальцем в грудь. — Можешь прикидываться кем угодно, но я тебя сразу раскусил. Понял по глазам…

— Нет!!! — воскликнула Ива. — Неправда!

И она снова услышала голос из чужих воспоминаний. Говорила девочка, и Ива знала, что зовут ее Софи.

— Он умеет оборачиваться кем угодно. — Голос звучал зловеще, но Ива помнила, что это понарошку, такая игра — кто кого сильнее напугает. — Хоть зверем, хоть птицей, хоть человеком. Он меняет обличья как перчатки — утром одно, к обеду другое… Он пожирает вещи и сны и присваивает их себе. Забирает чужие голоса, и ты никогда не поймешь, с кем разговариваешь на самом деле. Может, он прямо сейчас сидит среди нас. Бу!

Кто-то из девочек вскрикнул, но лишь потому, что так было положено, а не потому, что испугался по-настоящему.

— Но есть две приметы, по которым вы всегда сможете опознать буньипа, — продолжила Софи спустя какое-то время. — Первая — это полоски. У него всегда есть полоски, как у тилацина, он их прячет, но они всегда вылезают наружу. Но главная примета — это его глаза.

— А какие у него глаза? — спросила другая девочка, Франсин.

— Этого никто не знает, — все так же зловеще сказала Софи. — Ибо он поглотил всех, кто в них заглянул…

— Глупости! — сердито сказала третья девочка, Алиса. — Спорим, ты все это выдумала прямо сейчас? Я слышала про буньипа раньше — это просто чудище из сказок аборигенов вроде большого крокодила.

— И это тоже, — не стала спорить рассказчица. — Я же говорю: он может прикинуться кем угодно. Хоть гигантским крокодилом, хоть жабой в кружевах. А может, буньип — это я? Ну? Кто из вас рискнет заглянуть мне в глаза?

Девочки дружно захихикали, но Ива помнила: ни одна из них так и не осмелилась посмотреть в глаза подруге.

А вот Ива осмелилась и заглянула в безумные глаза господина Капитана. Сердце замерло, но лишь на мгновение, а затем девочка расплылась в широкой улыбке.

У старика не было зрачков.

Буньип

— Ты не обманул меня, — сказала она Хендерсону. — Зря я тебе не поверила. Буньип существует на самом деле.

— Ха! — без радости отозвался старик. — Конечно, он существует! Он…

— На самом деле ты обманул самого себя, — перебила Ива. — Ты говорил, что буньип где-то там…

Она махнула рукой в сторону голого леса. Хендерсон обернулся и повел плечами.

— Но он давно уже здесь. Ты сам и есть буньип.

— Что?!

На мгновение ей показалось, что старик испугался. Но затем он схватился за живот и рассмеялся — нормальным человеческим смехом, ничуть не похожим на жуткий хохот кукабарры. Он смеялся так, что у него слезы потекли из глаз, он вытирал их кулаками.

— Что? Это я буньип? Как ты себе это представляешь? Я — буньип?!

— Да, — спокойно сказала Ива.

Она глядела старику прямо в глаза, и тот в конце концов сдался и отвернулся. Ива кивнула самой себе. Хендерсон мог сколько угодно отрицать свою истинную природу, но сути это не меняло. Он тот, кто он есть, и это знает. Осталось только принять.

Кусочки головоломки один за другим становились на места, стоило найти правильный ключик. Пока она считала Хендерсона человеком, он пугал ее — перепадами настроения, своей жестокостью, своим безумием. Но когда она поняла, кто он на самом деле, страх отступил. Свихнувшееся чудище, которое и забыло, что оно чудище, — это ей было по нраву. Чудищ она не боялась, с чудищами она была на короткой ноге, чудища были ее семьей.

Старик поднял глаза и посмотрел на девочку. Сухие губы скривились в болезненной ухмылке.

— Значит, я и есть буньип, так, что ли?

— Так, — кивнула Ива.

— А кто же тогда хохотал кукабаррой? — Хендерсон схватился за последнюю соломинку. — Кто смеялся в ночи?

— Тоже ты, — сказала Ива, — я думаю, все вокруг — это ты. Так или иначе.

На этот раз старик не засмеялся, попытался, но ничего у него не вышло. Кадык дернулся, и из горла вырвался хриплый булькающий звук.

Ива сочувственно улыбнулась. Ей в самом деле было жаль это странное существо, забывшее, кто оно есть. В то же время она понимала, что ходит сейчас по тонкому льду: что будет, когда буньип вспомнит? Не попытается ли он поглотить и ее так же, как поглотил в свое время девочек из приюта, их воспитательницу и настоящего господина Капитана? Она рисковала, и рисковала сильно.

— Я думаю, — сказал Хендерсон, отворачиваясь, — у кого-то здесь поехала крыша. Ты знаешь, как опознать буньипа? По полоскам, как у тигра. Ну и где ты видишь у меня полоски?

Вот теперь он начал торговаться.

— На груди, — сказала Ива. — Татуировка сумчатого волка — она всегда у тебя была?

Старик фыркнул:

— На все есть ответ, да? Эту татуировку набил мне один китаец в порту Хобарта, и я помню, как это было. — Он ткнул пальцем в изображение тилацина. — Когда-то я охотился на таких на острове. Славное было времечко. Однажды за день я подстрелил шестерых полосатых мерзавцев.

— Зачем?

— Затем, что они вредители. Нападают на овец, разоряют честных фермеров… Мерзкие твари.

— Раз они такие мерзкие, зачем же делать татуировку?

— Затем, что… — Хендерсон нахмурился, глубокие морщины взбороздили лоб. — Затем, что… Когда-то у меня жил такой. Взял его еще щенком, выходил, выкормил… А потом он пропал. Должно быть, его подстрелили охотники ради награды…

— Это воспоминания разных людей. Они у тебя совсем перепутались в голове.

Хендерсон уставился на некую точку в полуметре над головой Ивы.

— Кинджа, — сказал он спустя какое-то время. — Моего волка звали Кинджа.

Ива не удивилась, просто кивнула, как чему-то само собой разумеющемуся. В конце концов, не просто так тилацин привел ее сюда. Как бы то ни было, но зверь остался верен своему хозяину, и для него не имело значения, кем тот стал.

— Его не убили охотники, — сказала она. — Он спасся и смог найти дорогу до дома моей Матушки. А потом он привел меня сюда.

Она хотела сказать «для того, чтобы я могла тебе помочь», но не решилась. Истинные мотивы Кинджи остались для нее загадкой. Если он искал встречи со своим бывшим хозяином, тогда почему до сих пор не показался? А что, если и