Ненавижу! Меня так захватили обида и злость, что, не разобрав дороги, почти добежав до охраны, я поскальзываюсь и падаю на дорожку, запорошенную снегом.

Несмотря на сильный удар, я не чувствую боли. Мне скорее обидно за то, что я упала у всех на глазах, а самое главное у него.

– Денег хоть жопой жуй, а дорожку почистить не может, – ляпаю первое, что приходит на ум и в этот момент я ощущаю, как Слава подхватывает меня за предплечье. – Не трогай меня! – ударяю ладонью по его плечу и поднимаюсь сама. – Откройте ворота, – грубо бросаю я, переводя взгляд на одного из охранников.

– Не открывать, – тут же спокойно произносит Слава, чем еще больше выводит меня из себя. – Пойдем нормально поговорим. Наедине, – тянет меня за руку.

– Отвали от меня!

– Угомонись и послушай меня.

– Иди на хрен со своими рассказами. Длинноногой вешай лапшу.

– Помочь, Вячеслав Викторович? – слышу рядом голос охранника, когда мне снова удается высвободить руку из Славиного захвата и отпрянуть в сторону.

– Сам поймаю. Движение – жизнь, – улыбнувшись, произносит Архангельский, переводя на меня взгляд. Делает шаг мне на встречу, я же пячусь задом в сторону, не смотря под ноги. – Ну ладно, хочешь на людях и на морозе, давай так. Как бы банально это ни звучало – это не то, что ты подумала, – усмехается, делая очередной шаг в мою сторону. – Рита – моя двоюродная сестра. Да, длинноногая, но я не могу ей их отрезать, только потому что они тебе не нравятся, равно как и не могу запретить ей носить одежду, которую она хочет. Я не настолько всемогущ. Она живет зде…, – договорить ему не даю.

– Ты совсем меня за идиотку держишь? – а вот теперь уже я не могу скрыть усмешку в голосе. Правда, в отличие от Архангельского, она выходит у меня какой-то нервной. Сестра, блин.

Кажется, еще несколько секунд и я банально разревусь на потеху всей его охране. Меня останавливает только тот факт, что, сделав еще несколько шагов назад, я упираюсь ногами в сугроб.

– Совсем не держу тебя за идиотку. Это правда, которую можно легко проверить, если ты немного утихомиришь бушующие эмоции.

– Я тебя ненавижу.

– Так уж прямо и ненавидишь?

– Да! Чтоб ты… чтоб у тебя яйца отсохли и никогда не встал.

– Наталь, ну аккуратнее, вдруг реально не встанет, сама ж страдать будешь. Оно тебе надо? – сука! Он же просто насмехается надо мной. Толкаю его со всей силы в грудь, но он даже не пошевелился. И это еще больше выводит из себя.

– Ради всего святого, только не целься в сердце. Оно и так пострадало от стрелы Купердона. Купидона, в смысле.

Замахиваюсь в очередной раз, но уже кулаком. Только сейчас понимаю, что у меня жуть как замерзли руки. А этому хоть бы хны. Стоит в белоснежной рубашке в десятиградусный мороз и лыбится, смотря на то, как я наношу удары по его плечам, груди, животу.

Как я могла вляпаться в этого мужика? А это иначе как вляпалась не назвать. Ненавижу его, но себя больше. За бессилие и слабость, которую сейчас испытываю. За то, что появился в моей жизни. За то, что хочу его, даже сейчас, когда наношу очередной удар по его телу. За то, что смотрю на его долбаную улыбку и готова поверить в брехню о сестре, лишь бы эти странные отношения продолжились. Больная, не иначе!

Сейчас я отчетливо понимаю, что Архангельскому ни капельки не больно, ему просто весело. Он забавляется моим очередным приходом. Моим поведением и пониманием того, что я в его руках, раз пришла сама. Дважды. От этого осознания тело наполняется очередной волной злости. Я прекращаю наносить бессмысленные удары по его телу.

– Ну все? Отпустило? Теперь поговорим нормально? – хрен тебе, а не нормально.

Опускаю руку и, вдохнув в легкие морозный воздух, я со всей силы замахиваюсь ладонью по его щеке. Хлестко. Унизительно. И наверняка отрезвляюще больно, судя по тому, как меняется окраска на холеном лице Архангельского.

Вот сейчас я испытываю самую что ни на есть радость, от того, что я, наконец, стерла с его лица ухмылку. Он не ожидал от меня такого. Вижу, как изменился его взгляд и тут же дергаюсь в сторону, дабы все же свалить из этого места.

Видимо, сегодня Боженька не на моей стороне, иначе я не знаю, как объяснить то, что я снова поскальзываюсь. Правда, в этот раз падаю легло, едва коснувшись коленками снега. Только сейчас понимаю, что несмотря на мороз, начал падать колкий снег.

Воспользовавшись моей заминкой, Слава ловит меня за капюшон куртки и вместо того, чтобы поднять, он, напротив, опрокидывает меня на спину и тащит по заснеженной дорожке. Это что еще за номер?!

– Спасибо, мил человек, – слышу позади голос Архангельского и это он явно не мне, а охраннику, который, судя по протянутой руке, открывает гараж. Ну, круто. Вырываться нет сил, а впрочем, и времени тоже. Слава резко останавливается и, не церемонясь, поднимает меня за капюшон и заталкивает в гараж, крепко удерживая за предплечье. – Закрывай, – подает знак свободной рукой тому же охраннику.

По-настоящему я никогда не боялась Архангельского. И сейчас, несмотря на то что мы остаемся наедине в закрытом пространстве, и то с какой силой Слава подталкивает меня к машине, меня все равно не пугает.

– Еще раз, блядь, ты такое себе позволишь, особенно на людях, я тебе обещаю, что узнаешь мои худшие стороны. Привычными смехуечками не отделаешься, – к гадалке не ходи, это он не про концерт на улице, а про пощечину.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍– Что, задела? – усмехнувшись, произношу я, задирая на него голову. – Ну не только же тебе меня унижать.

– Унижать? Я тебя? – усмехаясь, произносит Слава. – Ты серьезно?

– Ты смеялся надо мной вместе со своей охраной.

– Я смеялся не над тобой, а над нелепой ситуацией, которую ты зачем-то устроила на людях. Свои актерские выступления мне демонстрировать не надо. Я понимаю, что ты только и ищешь повод, чтобы демонизировать мою сущность, чтобы тебе было легче придумать причину для обид, но, ради разнообразия, включи голову и объективный взгляд, а заодно помолчи