– Пойдём, котёнок, – прошептала Мельця Велге. – Походим по торговым рядам, это всегда успокаивает.

И она потянула Велгу за собой. Некоторое время та пятилась, оглядываясь на телегу, в которой лежал брат.

– Тебе нужно хоть ненадолго отвлечься, – настойчиво сказала Мельця. – Нельзя всё время горевать. Это сведёт с ума.

– Легко тебе говорить, – бросила Велга.

Чародейка ничего не ответила, только хмыкнула, а Велга прикусила себе язык. Змай просил не говорить с Мельцей о смерти. И почему она ляпнула, не подумав?

– Спасибо, что позвала меня, – она улыбнулась как можно шире, заглядывая в глаза чародейке. – Я так люблю торговые ряды: ходить, покупать… ну, для госпожи. Сама-то я мало что могу купить, но всегда так хочется, глаза разбегаются, и кажется, что тебе нужно всё-всё, а потом приглядываешься…

Она щебетала без остановки, пытаясь отвлечь от своих нечаянных злых слов. Но Мельця, кажется, не прислушивалась и размышляла о чём-то своём.

– Осторожно, – она выставила перед Велгой руку, и та остановилась в последний миг: ещё чуть-чуть и врезалась бы в деревянный столб.

– Это же…

Столб был испещрён резьбой, и среди завитков и узоров ясно проступал большой ящер.

– Это же…

– Идол, – подтвердила чародейка. – Как сол в храме, только идол. Местные ему поклоняются.

– Щуру? – В горле встал ком.

Велга сама не видела Щура, узнала только по разговорам скренорцев и чародеев, насколько он был огромен. Насколько он был опасен. Охотники и Тихая стража уничтожали чудовищ, подобных ему. А здесь, в этом богом забытом месте, им поклонялись.

– А ты что хотела? Это Щиж, – хмыкнула Мельця. – Только прислушайся к названию: Щ-щиж-ж…

Сморщившись, Велга повторила себе под нос:

– Щиж… как жутко звучит…

– Вот и я о том же, – и чародейка быстро, кажется, даже не задумавшись, проверила обереги на запястьях. – Слишком близко к воде. Слишком далеко от… всего.

– И что же, Тихая стража сюда не приходит? Я слышала, они охотятся на духов везде на левом берегу Вышни.

Чёрная бровь изогнулась, и только теперь стало ясно, насколько чародейке не по себе от этого тесного, сжимающего свои кольца, точно змей, городишки. Щиж пугал не одну только Велгу, не одной ей становилось не по себе от потемневших от сырости стен, от резных ящеров, от мрачных лиц горожан и глухой песни деревянных колокольчиков, развешанных по улицам.

– Тихая стража уже давно не заходит на Три Холма, Вильха, – ответила Мельця. – Поэтому я и здесь.

Её негромкие осторожные слова ударили точно хлыст. Мельця казалась улыбчивой, всегда весёлой, будто бы беззаботной, слегка ворчливой и острой на язык. Она была заботливой, точно матушка, внимательной, как старшая сестра. Она всех оберегала, и для каждого у неё находилось как доброе слово, так и звонкая оплеуха. Она была красивой, манкой, чарующей. Её движения завораживали лёгкостью и плавностью, от каждого взмаха её руки рождалась песня. И её же руки могли убить, не касаясь. Мельця – чародейка. Она та, о ком рассказывала страшные сказки нянюшка. О ней предупреждали Пресветлые Братья во время проповеди.

Однажды чародейка уничтожила город, что теперь звался Ниенскансом. Другая чародейка сожгла Совин. Чародеи натравили духов на людей, это из-за них на путников нападали создания Нави и повсюду – от Модры до Вышни – не было покоя. Мельця должна была сгореть на костре. И Змай вместе с ней. Но…

– Что? – Мельця заметила выражение лица Велги. – Не думала же ты, что в Старгороде нет чародеев?

– Никогда не слышала, чтобы их…

– Сжигали у вас? Было дело. Лет пятнадцать назад. С тех пор Тихой страже всё сложнее стало пересекать Три Холма, вот и не лезут. Да и Сова их здорово за это проучила.

– Сова?

– Хозяйка Великого леса.

Невольно Велга огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что их не подслушивали, но рядом с ними оставался один лишь Щур на потемневшем от дождя столбе.

– Батюшка говорил, чародеи служат ратиславскому князю.

– А то. Они заключили союз. Чародеи Великого леса служат князю Ратиславии и охраняют его границы, а он, в свою очередь, даёт им свободу.

– Почему ты не с ними?

– Не хочу никому служить, кроме себя…

Позади раздалось покашливание. Они обернулись и увидели старушку с небольшим узелком в руках.

– Дайте пройти, – попросила она, пробираясь к идолу, – попрошу господаря о милости. Осерчал наш господарь…

– Осерчал? – переспросила Мельця, но старушка её не услышала и встала на колени.

У подножия идола, там, где был вырезан кончик длинного хвоста, старушка положила узелок и принялась непослушными пальцами его развязывать.

– Почему господарь осерчал? – Мельця наклонилась к самому уху старушки.

– Кто-то прогневал батюшку, – заохала старушка. – Кто-то обидел.

Она оглянулась, прищурила подслеповатые глаза и вдруг скривилась.

– Тьфу, какая ты… морда не нашенская… пошла прочь от господаря, черножопая.

Резко выпрямившись, чародейка гордо вскинула голову.

– Создатель, дай мне сил, – вздохнула она и осенила себя священным знамением, отчего старушку ещё сильнее перекосило. – Пойдём поедим, Вильха. Если мне, конечно, хоть кусок влезет в горло в этом городишке.

Мельця взяла её под локоть и подтолкнула вперёд. Мишка в руках Велги ёрзал и вырывался. Стоило оставить его со Змаем.

Продвигаясь по узким улочкам Щижа, они поднимались по холму, пока не добрались до Торговых рядов. Там на самом краю продавали хлеб, и у Велги тут же от голода скрутило живот. Она только теперь поняла, как давно не ела. Она так жадно посмотрела на простую, немного пригоревшую лепёшку, что Мельця сразу подошла к торговке.

– Держи, – улыбнулась она Велге, вернувшись с покупкой.

– Да благословит тебя Создатель, – Велга выхватила лепёшку быстрее, чем успела договорить слова благодарности, и тут же откусила.

Снизу лепёшку так дёрнули, что Велга едва не выронила её. Мишка, довольно урча, оторвал кусок и, давясь, принялся жевать.

Велга тоже глотала кусок за куском, как вдруг столкнулась взглядом с Мельцей. Чародейка смотрела на неё с умилением, с каким матери смотрят на своих несмышлёных детей, и сразу стало неловко от того, какой нелепой она, верно, казалась. Велга прикрыла рот рукой, стряхивая крошки с губ и подбородка. Матушка отчитывала бы её за такое ещё несколько дней, а нянюшка и вовсе дала бы подзатыльник.

– Извини, – пробормотала Велга, пряча глаза.

– За что, котёнок? Радостно смотреть, как ты кушаешь…

Но доесть Велга не смогла: Мишка, воспользовавшись её растерянностью, вырвал остатки лепёшки и засунул в пасть.

Мельця неторопливо пошла дальше по торговым рядам. Чародейка двигалась легко, ловко уворачивалась от прохожих, а Велга, не привыкшая к такой толпе, едва поспевала за ней. Людей было слишком много, и лица были чужие,