Полицейское дознание и следствие по делу об убийстве начальника «Крестов» в тот же день, 13 августа, закончили и передали на рассмотрение Военно-окружного суда. На следующий день суд приговорил преступника к смертной казни через повешение. В ночь с 15 на 16 августа приговор привели в исполнение.

Для «народных мстителей» начальник «Крестов» являлся всего лишь «винтиком» ненавистной ими государственной машины. Его убийство, или «революционная казнь», воспринималась как акт возмездия. Такая участь могла постигнуть любого, оказавшегося на посту тюремного начальника.

На самом деле полковник Анатолий Иванов вовсе не был таким царским сатрапом и палачом, каким его пытались представить террористы. В недавнем прошлом он являлся боевым офицером русской армии, отличившимся храбростью во многих сражениях Русско-турецкой войны 1877–1878 годов и заслужившим немало наград.

Перейдя в 1887 году на тюремную службу, он сделал немало для улучшения условий жизни тюремных служащих. Как отмечает историк Леонид Перов, благодаря заботам Анатолия Иванова были обустроены казенные квартиры семейных сотрудников, открыта столовая для одиноких надзирателей. Появилась школа для детей надзирателей, артельная лавка с товарами по низким ценам, установлен заемный капитал для бедствовавших членов тюремной администрации.

По отзывам современников, полковник Иванов никогда не был замечен в издевательствах над заключенными и притеснении их. За образцовую тюремную службу его даже наградили двумя орденами. Начальник «Крестов» вел скромный образ жизни и капиталов не нажил. После его смерти вдова с пятью детьми остались почти без средств. Впрочем, в обществе, героизировавшем жертвенных борцов за свободу, мало кто симпатизировал семье убитого «царского палача». Спустя несколько дней после преступления неизвестный прохожий на улице злорадно бросил сыну полковника А.А. Иванова: «Начальника одиночной тюрьмы мы убили!» Юноша упал без чувств, а затем мучился нервными припадками…

На военном положении

В феврале 1907 года в Петербурге случилось беспрецедентное событие: власти провели грандиозную военно-полицейскую операцию против Политехнического института, считавшегося в те годы одним из очагов вольномыслия и революционных настроений.

Действительно, директор института князь Андрей Григорьевич Гагарин был известен сочувственным отношением к студенческому движению, а здания института и общежития широко использовались для революционной пропаганды. Кроме того, в институте еще в 1905 году в ответ на разгул черносотенцев возникла нелегальная боевая дружина.

Массовый обыск в Политехе 18 февраля 1907 года, нашумевший на весь город, не был случайным. Полиция уже давно установила слежку за институтом и студентами, атмосфера накалилась до предела. Власти обвиняли руководство института в том, что оно попустительствует «смутьянам» и противодействует полиции. Руководство Политеха отвечало, что не считает для себя возможным заниматься жандармским надзором над студенчеством.

К военной операции против института власти тщательно подготовились. В результате, когда в шестом часу утра полиция окружила все три здания общежитий, студенты были застигнуты врасплох. Всего в операции участвовало до полутора тысяч (!) вооруженных стражей порядка.

После обыска правительство обрушилось на институт строгими репрессиями. «Высочайшим приказом» директора института А.Г. Гагарина отстранили от должности и отдали под суд за «противозаконное бездействие власти». Привлекли к суду также деканов и членов правления института.

В апреле 1909 года дело князя А.Г. Гагарина и его нескольких коллег по руководству институтом слушалось в судебном присутствии Сената. Согласно обвинительному акту, помещение Политеха служило «постоянным убежищем для революционеров и местом для обсуждения планов вооруженных грабежей и складов нелегальной литературы», а во время обыска были найдены взрывчатые вещества, снаряды, оружие и пять пудов антиправительственной литературы.

В ответ на это князь Гагарин горячо протестовал: по его словам, часть найденных бомб были безвредными или вовсе не снаряженными. «А вот что касается остального оружия, то нахождение его в стенах института кажется мне несколько странным», – подчеркнул А.Г. Гагарин, намекнув, что не исключает, что оружие могло быть подброшено самими полицейскими.

Пристав Лесного участка сообщил суду некоторые сведения о митингах и собраниях в стенах Политехнического института. Однако, по его словам, единственным информатором местной полиции о делах в институте был некто Головчинский, который в течение двух месяцев усердно посещал все институтские собрания, о чем давал подробные отчеты. Правда, оказалось, что указанный сексот был любителем иностранных слов, значения которых не понимал, поэтому многие его показания выглядели весьма комично.

В поддержку князя А.Г. Гагарина выступила сторона защиты, в частности, новый директор института – профессор Александр Сергеевич Посников. Сам Гагарин в своем последнем слове подчеркнул, что несправедливо считать Политехнический институт «лабораторией взрывчатых веществ». «Лучшим ответом на это могут послужить факты, – заявил он. – Прошло два года [со времени обыска в институте]. За это время никто из студентов того Политехникума, которым я руководил, не был арестован, а первый выпуск моих студентов обнаружил такие глубокие познания, которые привели в восхищение графа Витте».

Тем не менее, Сенат приговорил князя А.Г. Гагарина и других лиц, проходивших по делу, к отрешению от должности. Естественно, в глазах оппозиционно настроенного общественного мнения этот приговор являлся лишним доказательством реакционности власти.

Что касается князя А.Г. Гагарина, то он посвятил себя науке. Революционные заслуги князя пригодились ему при новой власти. Недаром в январе 1920 года В.И. Ленин выдал князю специальную охранную грамоту: «Предъявителю сего инженеру Андрею Григорьевичу Гагарину разрешаю проживать в Псковской губернии, Порховском уезде, Шевницкой волости в Народном доме моего имени в Холомках. Прошу местные власти Гагарина не беспокоить, в заложники не брать, вещей не реквизировать и давать ему керосину необходимое количество для его занятий, которые я считаю для республики полезными»…

Гнездо террористов в «Боткинских бараках»

В начале апреля 1907 года в петербургских газетах мелькнуло сообщение о неудачной попытке самоубийства молодой девицы Евпраксии Зубовой, служившей медсестрой в Боткинской больнице. Событие было вполне заурядным: Петербург переживал в ту пору «эпидемию самоубийств», и на этот случай никто не обратил особого внимания. Сообщалось, что причиной рокового поступка Евпраксии Зубовой, выстрелившей себе в левую сторону груди, явились некие «служебные неприятности». Девицу отправили в Обуховскую больницу, где Зубова категорически отказалась рассказывать о причинах своего поступка. Рана оказалась неопасной для жизни, и покушение было бы забыто и сдано в архив хроники происшествий, если бы не случайные обстоятельства, которые раскрыли совсем иную картину…

32-летняя Зубова успела отработать медсестрой в «Боткинских бараках» четыре года. Она устроилась туда в 1903 году, предъявив паспорт томской мещанки и служебные рекомендации. По сведениям начальства, работу она выполняла исправно, считалась «аккуратной работницей».

Была она «девушкой среднего развития, вернее, полуинтеллигенткой», и служащих больницы очень удивили появившиеся со временем упорные слухи, что она занимается политикой – будто бы интересуется «освободительным движением» и даже ходит на митинги.