— Она убила графа! — раздался крик, и следом — тишина. — Ну и побоище… Что ж они, друг друга поубивали?..

— Разойтись! — властный приказ Дорана, шаги.

Он остановился рядом, и запястья Киоре коснулись холодные пальцы. Шорох — из-под графа она ничего не видела, только чувствовала жуткую боль из-за отяжелевшего тела. Топот. Гвалт. Она воспринимала реальность какими-то обрывками.

— Виконт, удивительно! От меня сбежала Киоре, а у вас девушка с улицы убила графа!

Следом — грохот от упавшего огромного тела.

— Принесите носилки. И приведите лекаря, боюсь, у виконта что-то с сердцем. Быстрее! Он может умереть!

И снова топот сапог, шум, гам, но в этот раз всё быстро стихло…

Шаги. Скрип двери. И, наконец, с нее убрали тело старика, скатили пинком.

— Проклятье, — выругался Доран. — Притворись мертвой.

«Притворись?.. Да уже и не нужно…» — вертелась мысль, когда на Киоре набросили плащ, снятый с графа.

А она уже видела яркий свет, невозможный в допросной, слышала шепот звавшего ее отца, видела на пути к нему Иари, Освеша, Файроша, первосвященника и Соренора…

Ее дернули, забросили в носилки лицом вниз, и только из-за этого она не закричала от боли — в горло забилась пыль. Ее уже несут на кладбище? Пускай… Киоре верила: Доран похоронит, не выкинет в реку.

С носилок ее опрокинули на какой-то прелый тюфяк, и Киоре чуть не чихнула. Шаги сливались в похоронный марш, а реальность медленно исчезала, напоследок озаряясь вспышками.

— Лекарь скоро придет, держись!

Рядом с ней упал кто-то, подтянул голову к себе на жесткие колени. Она недовольно скривилась.

— Больно? Не подумал…

Говоривший попытался переложить ее, но Киоре застонала, повернула голову, лицом прижавшись к руке, знакомо пахшей металлом и пылью. Кто же так пах? И кто шумит, не позволяя ей уйти в забытье, где так хорошо и спокойно?

— Продержись еще немного…

Другая рука скользнула по волосам. Забытье ждало Киоре, но назойливый голос, владельца которого хотелось вспомнить до нервной чесотки, звал и звал, а она разрывалась между манившим ярким светом и желанием вслушиваться, подчиняться настойчивому голосу.

— Ты должна увидеть другую жизнь, вспомни!

Она хотела возмутиться, что не виновата, что вообще так случайно вышло… Губы не слушались, как и тело. Сознание всё-таки проиграло, и ее притянуло на свет.

Отец пил травяной настой из пиалы, а за балконом простиралась известная до последней травинки степь, усеянная первыми цветами.

— Рано тебе сюда, — он покачал головой. — Да и что ты натворила?

— Отомстила за тебя! — непреклонно отозвалась она, устраиваясь возле отца, прямо на полу.

— Вот что бывает, когда ребенок слишком умен, — вздохнул мужчина, доливая в пиалу отвара из чайника, появившегося прямо из воздуха. — Ты ребенок, у которого отобрали конфету и который из-за этого разгромил свою спальню.

— Ты сравнил себя с конфетой!

— Мне не обидно. А вот ты даже за такое сравнение можешь мстить. Я не думал, что моя дочь настолько зла. Я дарил тебе любовь… Здоровую и чистую любовь! Так почему она превратилась в уродливую привязанность? Я расстроен, что память обо мне привела тебя к убийствам.

Хотелось плакать: никогда, никогда она не думала о подобном! Ее отец смотрел в степь, отвернувшись от нее, и улыбку сменила хмурая складка у губ.

— Отец! Отец, прости меня!

Она потянулась к нему, но не смогла коснуться — пальцы прошли насквозь. Она звала и звала отца, который исчезал, как призрак перед рассветом. И мучительная боль внутри оказалась в миллион раз хуже боли от всех увечий, что она когда-либо получала…

Когда Киоре открыла глаза и увидела над собой темный потолок, слезы сами собой покатились по щекам.

— Так больно?! — чужой, высокий голос вызвал очередной всхлип.

Громкие, чеканные шаги. Ледяная рука на лбу. В губы ткнулся стакан с чем-то вонючим, и Киоре отвернулась, молясь о том, чтобы снова оказаться там, с отцом, докричаться до него, объясниться…

— Истерика, — голос был знаком, но она сочла это неважным, как и пощечину, от которой загорелась щека.

— Так нельзя, ваше сиятельство!

Но тут же последовала вторая пощечина, и женщина запричитала громче. Нет, нет, она уйдет в забытье, она вернется к отцу! Ей опостылел этот мир!

— Снотворное!

Насильно в нее влили воду с едва заметным привкусом трав, и Киоре проглотила, чтобы не захлебнуться. Черное забытье сменялось незнакомым потолком. Они чередовались, доводя ее до исступления, и, кажется, она кричала, чтобы ее убили и не мучили.

В последний раз забытье отступило рывком, оставив после отупение: не было сил ни в теле, ни в душе. Щеку саднило, тело ломило. С трудом повернула голову — рядом с кроватью в кресле спал Доран. «Ночь, — поняла Киоре. — Лампа горит…» Взгляд снова вернулся к герцогу. Она жива? Ее спасли? Что случилось?

Отвернулась. Хуже всего, что отец в ней разочарован! Сон то был или явь — неважно! Она — самая ужасная дочь!.. От скользнувшей на лоб руки вздрогнула.

— Очнулась? — тихо спросил Доран. — Пить или скандалить?

Киоре с его помощью приподнялась. Вспомнила вопрос и мотнула головой, едва не завалившись на бок.

— Как?..

Доран нахмурился и отвернулся, налил в стакан воды из графина и подал Киоре.

— Выпей. Не важно, как ты здесь оказалась. А вылечили тебя Мешагиль и Лагреши.

Киоре мотнула головой, думая, что ослышалась.

— Лагреши? Он здесь?

— Нет, они вылечили тебя и ушли. Просили передать, что хотели бы увидеться.

— Спасибо, — Киоре кивнула, чувствуя, как ей становится всё лучше и лучше, кошмары уходили, и вместе с ними уходил мираж былой боли.

— Я не мог отказать виконту, когда он предложил часть людей отдать на допросы в его управление, — Доран нахмурился. — И я был бессилен что-то изменить так, чтобы это не вызвало подозрений ни у виконта, ни у графа…

— Ты и не успел бы, — Киоре повела плечом. — Они допрос начали с хорошего удара под дых. В конце концов мы живы, мы добились своего. А остальное не важно.

Доран качнул головой и поднялся:

— Меня ждет император, а ты пока отдыхай, но не выходи отсюда. Если что-то нужно, зови слуг колокольчиком, — он указал на предмет на столике, — они подойдут к двери, также через дверь скажешь, что тебе нужно.

— А забирать как?

— Они оставят всё у порога и уйдут. Тогда и заберешь. Но если ты передумала идти со мной оживлять ловцов, расскажи, как работают амулеты. Я справлюсь сам, ты можешь отдохнуть.

— Нет! Я пойду с тобой! Но как?.. И