— Как я тебя понимаю, эльф, вот что не говори, а вкус у тебя есть. Повыше, пониже?

— Хм-м… а тут уж без особой разницы. Хотя тех, кто повыше, у меня и не было, на памяти.

— Эх, помню, жила вдалеке, на малой горе за проливом, валькирия… — он цокнул языком, издав мечтательное «м-м-м». — Почти как ты описал. Живёт она там не столь давно, но что-то ждёт.

— И что, вам не говорит?

— Нет… — он чуть поморщился, хлебнув из кружки. — Говорит, что «вы ещё не готовы», «не едины в море». Ненавижу такие загадки.

— Женщины… — протянул я.

— Женщины… — теперь уже повторил он, задумчиво кивая.

— Ещё по одной?

— Подставляй. За что?

— За женщин, — хмыкнул я, после чего раздался звук стукнувшихся кружек.

Под конец, я исполнил одну из песен, которые у меня очень-очень давно заказывали в качестве кавера. Был человек, что крайне любил скандинавов, но, к сожалению, он не столь многое заказал.

Я незначительно изменил текст, так как я сам скандинавом не был, но в успехе был практически уверен. Чуть прокашлявшись, набрав грудью воздух, я начал бодрую песню, добавив тяжести в свой голос.

Спали оковы с рек и морей, близится время сражения дней,Принесены все жертвы богам, драккары скользят вдаль по волнам,Что уготовано нашей судьбой — быстро расскажет нам первый бой,И если мы завтра не встретим рассвет, значит, богов таков был ответ.

Постепенно нестройный викингский хор начал подпевать, в такт начав барабанить по столу, что заменял барабан. Самой же стройной частью было…

Скол! За ваших павших братьев!Скол! В Вальгалле будет пир!Скол! И Хель вас не дождётся!Скол! Благоволит вам Тир!

И если от выступления жриц отношение повысилось, пусть и не столь сильно как в Сосновке, то вот от этой песни оно взлетело едва ли не до небес. Но, что важнее, в системном меню отобразилось повышение не только с фракцией, поселениями и отдельными представителями этого поселения…

Но и с Девой Битвы, имя которой было скрыто.

Глава седьмая. Make Your Move.

Шестой день.

Утро же началось с рассказа Зенона, которого после которого мне хотелось его если не расцеловать, то как минимум выразить благодарность, при том куда большую, нежели прошлая премия.

Этот мимикрировавший под деда сатир разговорил одного из дедов что были здесь. У сатира был более чем намётанный взгляд, вино, а также мёд и иные методы ведения разговоров, особенно таких как старческое брюзжание на молодёжь.

Что же такого сатир умудрился узнать? Как бы странно ни было — а «старых-добрых временах», а именно том, что происходило тут более шести десятков лет.

В эти времена, разумеется, и трава была зеленее, и девки слаще, да набеги куда как лучше, да и окружающие богаче… всё было лучше, а нынче всё мельчает — классическое старческое брюзжание, что ещё ждать?

Однако, сатира заинтересовало совершенно иное. Этот дедок, несмотря на всё это, был… слишком здоровым. Да, конечно, бывают здоровые старики, но столь идеальная форма Зенона слишком заинтересовала, и он начал его расспрашивать.

Бенгт — так звали того норманна — обменялся с Зеноном воспоминаниями не только о временах, но и о лидерах, которые были. Поцокал языком на нынешнего ярла, мол, только с нежитью и сражался, а в хорошие набеги не ходил, но хотя бы не как его отец, что скончался от «мёртвого глаза» — то ли проклятия, то ли болезни, будучи даже более молодым чем Рэндалфр… не то, что дед нынешнего ярла, который, пусть и якшался со всякими, достаточно давно сгинул, пусть и по дурости, доверчивой.

Когда же Зенон попытался у него узнать, «по какой дурости», тот сначала помялся, а после ушёл в отрицание — мол, думает он, что было что-то, да и исчез тот внезапно, единственный, после чего всё как-то пошло не так и эдак…

Сама их беседа в тот момент ушла в другую сторону, но когда Зенон попытался расспросить и других, то не узнал ничего. Абсолютно. О деде Рэндалфра помнили единицы, но, скорее, как о том, кто был велик в прошлом.

На вопрос «знает ли где этот Бенгт находится» сатир ответил положительно — тот был, уже со слов остальных, несколько более отрешённым и находился на отшибе, тратя своё время на изготовление разных игрушек да фигурок.

На вопросительно изогнутую бровь он извлёк небольшую фигурку, схематично изображавшую фигуру скандинава-воина. Не слишком детальную, далёкую от идеала, но, в ней было что-то особенное.

Пока мы двигались в сторону дома этого «старика», за нами увязался Хати, который начинал напоминать уже небольшого колобка. Когда ночью скандинавы поняли, что он не «простой» волк, то к нему каждый старался как-то прикоснуться, подкормить или погладить, но не столь навязчиво, как это делали феи.

А отказаться от вкусного мяса ему было слегка сложно…

Обнажённая по пояс фигура скандинава была видна уже издалека — не будь на нём копны седых волос, я бы и не поверил, что он старик — и он уже с утра колол дрова, ловко орудуя топором. Куда больше выделялись его руки — кроме ожидаемых мышц, они были покрыты рунной вязью, от запястий до надплечий, а некоторые даже заходили на шею.

— Ну здрав будь, старик, — залихватски начал Зенон.

— И ты не чихай, рогатый. Не замёрз? — он лишь чуть повернул голову, не слишком отвлекаясь от своего дела. — Вижу, ушастого привёл. Чего надо?

— При всём уважении…

— И ты нахер иди, черныш. Чего хотел? — он хмыкнул, чуть прищурившись.

— Да так, заливал мне один рогатый, что тут развалюха живёт, что создание мира помнит. Решил зайти полюбоваться на экспонат,