Шрифт:
Закладка:
– Заметил мозаику? – спросил Лабиен.
Цезарь опустил взгляд и увидел множество мельчайших частиц, что складывались в завораживающий ковер, сотканный из фигур и орнамента. Мозаика, занимавшая весь атриум, должно быть, стоила целое состояние, ясно указывая на то, что денег у хозяина предостаточно.
– Дорогие гости, приношу извинения за опоздание на собственный ужин.
Заслышав голос Красса, Цезарь и Лабиен одновременно обернулись.
– Неотложные дела задержали меня на Форуме, хотя такое позднее время не подходит для обсуждения государственных дел, – продолжил Красс, беря Цезаря за руку и подводя к ложу, расположенному рядом с хозяйским, – знак особого расположения.
– Я позволил себе попросить Тита Лабиена, чтобы он сопровождал меня.
– Правильно, – согласился Красс. – Рим – это цепочка отношений, а к друзьям друга следует относиться как к своим собственным. Кроме того, я видел, как храбро сражался этот начальник в войне со Спартаком.
И он поднял руку, приглашая Лабиена занять другое ложе.
Как только гости расселись, Красс устроился на своем месте и взял сыра. Вскоре появилась Тертулла, хозяйка дома, которая благоразумно дождалась прибытия мужа, прежде чем предстать перед гостями. Сначала она вышла замуж за старшего брата Красса, а после его смерти, в соответствии с древним римским обычаем, вступила в брак с младшим.
– Моя прекрасная жена, – представил ее Красс.
Глаза Цезаря и Тертуллы встретились.
В тот миг Цезарь не заметил ничего особенного.
В отличие от Тертуллы.
– А вот и мои юные сыновья, – продолжил Красс, когда вслед за матерью появились два мальчика. – Публий и Марк. Они слишком молоды, чтобы сражаться со Спартаком, но я уверен, – с улыбкой добавил он, – что скоро они отличатся в какой-нибудь битве, которая принесет славу моей семье и Риму.
Цезарь внимательно подмечал все: Красс познакомил его с женой и детьми и ввел в свой ближайший круг, но в Риме ничто не делалось даром. У всего имелись причины, даже если они не сразу ясны.
Разговор вращался вокруг недавнего похода против восставших рабов. Тело Спартака так и не было найдено, и хозяин не стал касаться этого щекотливого предмета, а гости последовали его примеру.
– Не собирается ли Цезарь выдвигаться в квесторы? – неожиданно спросил Красс.
Цезарь взял кубок и отпил. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы обдумать ответ.
– Мы еще не приступили к ужину. Конечно, о важных делах можно поговорить на comissatio, – добавил Красс, – но после пира мне хотелось бы расслабиться. К тому же, опрокинув в себя несколько кубков, ни один из нас не сможет всерьез рассуждать о насущных римских делах, почему я и завел этот разговор сейчас.
Цезарь размышлял о выборах. Предстояло выбрать тридцать квесторов на будущий год. А квесторство открывало дорогу в Сенат, где решались важнейшие вопросы. Сенат был единственным местом, где он, несмотря на проигранные суды, мог бы попытаться изменить Рим, где можно было добиться справедливого распределения прав, земель и богатств, к чему всегда призывали популяры. Тем более после смерти Сертория. Популярам не помогло ничто – ни суды, ни вооруженные восстания. Действовать можно только через Сенат, но…
– Дело в том, что у меня нет средств на выборы, – отозвался он наконец.
Действительно, это стоило очень дорого. Расходы на подготовку к выборам выходили за пределы его возможностей, как бы сильно он ни стремился попасть в избранный круг.
Красс посмотрел ему в глаза.
Цезарь выдержал этот взгляд.
Лабиен наблюдал за обоими.
Тертулла смотрела только на Цезаря.
– На прямой вопрос ты дал прямой ответ, – одобрительно заметил Красс. – Мне это нравится. Думаю, мы поймем друг друга. Ты прав, выборы – дорогое удовольствие: многочисленные пиры, которые приходится устраивать, чтобы заручиться голосами избирателей, подарки, которые необходимо преподнести членам тридцати пяти трибутных комиций, выбирающих квесторов, – пропуск на игры или что-нибудь еще. Все это предполагает громадные траты, ведь нужно собрать достаточно голосов, чтобы опередить остальных кандидатов.
– Верно, – подтвердил Цезарь. – Многие римляне разделяют мои взгляды, но большинство избирателей в конечном итоге отдают свой голос в обмен на ужины и подарки, а значит, выборы мне не по плечу. Сулла отнял почти все имущество у семьи Юлиев, а также у семьи моей жены. Мое участие в судах не помогло мне обрести друзей, которые могли бы помочь с деньгами. И наконец, изгнание, к которому добавилось похищение пиратами, принесло множество долгов. Я получил деньги для выкупа, затем возвращал долги тем, кто мне помогал, а потом за время своего путешествия понес много расходов. Я не вижу, откуда взять средства для участия в квесторских выборах.
– Я могу одолжить тебе столько денег, сколько потребуется, – внезапно произнес Красс.
Все притихли.
Даже младшие сыновья Красса, болтавшие о чем-то друг с другом, внезапно смолкли, сознавая важность этой минуты.
– Поскольку мы ведем откровенный разговор, – сказал Цезарь, – я спрошу прямо: чего ты хочешь взамен?
– Сенат – это место, где решается все, – кивнул Красс. – А у меня много дел. Скажем так: чем надежнее моя поддержка в Сенате, тем лучше для моих начинаний, как гражданских, так и… военных. Для выборов в квесторы тебе понадобятся голоса различных триб. Я же рассчитываю на голоса сенаторов в государственных и торговых вопросах. Это одно и то же, просто на разном уровне.
– А уровень определяется количеством денег, – заключил Цезарь.
– Верно, – согласился Красс, – но есть и другие соображения, которыми нельзя пренебрегать. Я не желаю видеть в Сенате кого попало. Мне не нужны слабые, трусливые, косноязычные. Ты смел, решителен и отлично владеешь ораторским искусством. Я не делаю подобных предложений первому встречному. Свою храбрость ты проявил в сражениях на Востоке, получив за них гражданский венок, а также в походе против Спартака. Ты поступил мужественно, бросив вызов Сулле и рискуя при этом собственной жизнью, и блистал своим ораторским мастерством на судах над Долабеллой и Гибридой.
– Но я их проиграл, – заметил Цезарь с улыбкой, исполненной печали и горечи.
– Многие сенаторы начинали свое восхождение с провала. Выносливость – ключ к любому успеху, – заверил Красс и, видя, что собеседник молчит, задал вопрос еще прямее: – Согласится ли Цезарь надеть белую тогу, тогу кандидата в квесторы, на выборах будущего года?
Цезарь ответил не сразу. Затем проговорил, взвешивая каждое слово:
– Кое-кто не желает видеть меня в Сенате. В частности, Помпей.
– Все эти люди мешают моим делам и интересам. Я приглашаю тебя войти в Сенат,
