при «нормальной» езде считали на 1 квадратную сажень улицы 0,56 пуда нечистот), но и разносил по квартирам дрова, круглосуточно наблюдал за порядком и сторожил подъезды и двор от воров и бродяг, бегал в полицию с паспортами вновь прибывших жильцов, в праздники натирал смесью сала и сажи тротуарные тумбы, расставлял и зажигал плошки иллюминации, во время массовых шествий, вооружившись метлой, помогал полиции наблюдать за порядком и участвовать в разгоне несанкционированных демонстраций и пр. и пр. Это были не нынешние дворники, благоразумно полагающие, что снег и сам растает, а грязь – высохнет: за непорядок в ту пору можно было быстро получить от околоточного надзирателя по зубам.

Ресторанные официанты и трактирные половые жалованья вообще не получали. Они должны были довольствоваться чаевыми от клиентов да еще и платить из них хозяевам за разбитую посуду, сбежавших клиентов, а иногда и приплачивать за право работать в заведении. Рабочий день их никак не нормировался, и с раннего утра до поздней ночи они были на ногах (присаживаться строго запрещалось), обязанные не только быстро и внимательно обслуживать клиентов, но и сносить их капризы; а при привычках загулявшей публики издеваться над «шестерками», «лакузой», например мазать им горчицей физиономии, было это непросто.

Во-вторых, масса пришлых работников была вынуждена обитать где попало. Кто хотя бы что-то зарабатывал, снимали углы, размер которых ограничивался площадью пола в квартире сдатчика, так что в 1897 году в Петербурге насчитывалось около 12 тысяч угловых квартир, а в 1900 году их было уже 17 800. Прочие же, прежде всего упомянутые более 40 тысяч поденщиков, обходились многочисленными ночлежками, где за пятачок можно было получить место для сна на нарах, кусок хлеба и кипяток вечером и кусок хлеба и похлебку утром. В недавнее время огромной популярностью у читателей пользовалось переиздание романа Вс. Крестовского «Петербургские трущобы», где в романтических тонах описана т. н. «Вяземская лавра», один из домов, заселенных угловыми жильцами. Таких трущоб в столице имелось немало. Даже квартирная прислуга, лакеи и горничные, были вынуждены ютиться где и как попало, в основном на полу: комнаты для прислуги в квартирах стали предусматриваться при строительстве новых домов только на рубеже XIX–XX веков.

Грабари

В 1838 году в России началась эксплуатация первой железной дороги, в Европе третьей. А к 1913 году по стране эксплуатировалось 70 525 верст железных дорог и в постройке находилось еще почти 11 тысяч верст. Это общеизвестно. Но, называя эту цифру, никто не задумывается о том, кто и как строил эти дороги. А ведь это 80 тысяч верст глубоких выемок и высоких насыпей, 80 тысяч верст отсыпанного полотна и балласта под пути. И ни бульдозеров, ни стругов, ни скреперов, ни самосвалов, ни экскаваторов – никакой землеройной и транспортной техники: только лопата, тачка и грабарка, телега с кузовом в виде сильно сужающегося книзу узкого длинного ящика, который опрокидывался под нажимом плеча. А еще 750 верст каналов и шлюзов. А еще почти два десятка крепостей с глубокими рвами, высокими, обсыпанными толстым слоем земли валами и пологими гласисами, прикрывавшими эти валы от огня. А морские и речные порты с их причалами. А сколько немереных сотен тысяч верст трактов и шоссе, также с подсыпанным и спланированным полотном и кюветами по сторонам, со срытыми горами и подсыпанными ложбинами. И города с их фундаментами и подвалами многоэтажных каменных домов, с их набережными и мостовыми. И тысячи помещичьих усадеб, гордо высившихся на искусственно спланированных или даже насыпанных взгорках. Миллионы и миллионы кубических саженей земли, перевернутой, переброшенной и перевезенной крестьянами-грабарями, как называли в России профессиональных землекопов.

Именно профессиональных. Конечно, любой человек может держать лопату в руках: мудреного тут ничего нет. Но только профессионал мог произвести этот циклопический объем работ и не пасть костьми, а даже заработать на этой самой дешевой работе. Тот, у кого инструмент был хорошо присажен, подогнан по руке, прочен и остр. Кто, выбрасывая кубик за кубиком глину, не делал лишнего движения и не просыпал с лопаты ни щепоти грунта.

Хотя каждый человек мог держать лопату в руках, но далеко не все губернии и уезды славились своими грабарями и рассылали их по всей стране. Так, из Вологодской губернии в Петербург на землекопные работы в середине XIX века шли государственные крестьяне из Заболотской, Троицкой и Богородской волостей Вологодской губернии – до 500 человек. Славилась грабарями Калужская губерния. В начале этой книги я цитировал тульского помещика князя Львова, описавшего титаническую работу своих земляков, много и плотно евших и под стать пище работавших. Далеко от своей Смоленской губернии уходили юхновцы. Целое письмо из двенадцати отвел под смоленских граборов (так у автора писем) А. Н. Энгельгардт, и так описал их, что лучше дать слово ему.

«Как-то осенью <…> граборы работали у меня поденно и занимались чисткой лужков, заросших лозняком.

…Обед граборов состоял из вареного картофеля. Это меня удивило, потому что я слыхал, что граборы народ зажиточный, трудолюбивый, получающий обыкновенно высшую, почти двойную против обыкновенных сельских рабочих плату, и едят они хорошо.

<…> – Нам не стоит хорошо есть теперь, когда мы работаем с поденщины, потому что нам все равно, сколько мы ни сделаем, заработок тот же, все те же 45 копеек в день. Вот если бы мы работали сдельно – канавы рыли, землю возили, – это другое дело, тогда нам было бы выгодно больше сделать, сработать на 75 копеек, на рубль в день, а того на одной картошке не выработаешь. Тогда бы мы ели прочную пищу – сало, кашу. Известно, как поедаешь, так и поработаешь. <…>

Недалеко от меня, за Днепром, есть несколько волостей, населенных граборами, исконными, старинными граборами, которые еще при крепостном праве занимались этим ремеслом. Специальность граборов – земляные работы: рытье канав, прудов, погребов, отсыпка плотин, плантовка лугов, выкапывание торфяной земли, штыкование садов и огородов, отделка парков, словом – все работы с заступом и тачкой <…>

Исконные, старинные граборы, из поколения в поколение занимающиеся граборским делом, достигли в земляном деле высочайшей степени совершенства. Нужно видеть, как режет грабор землю, вырывая, например, прудок, – сколько земли накладывает он на тачку, как везет тачку! Нужно видеть, как он обделывает дерном откосок! До какого совершенства, до какого изящества доведена работа! Грабор работает, по-видимому, медленно: он тщательно осматривает место работы, как бы лучше подладиться, тщательно выбирает такой дерн, какой ему нужен, режет землю тихо, аккуратно, так, чтобы ни одной крошки не осталось, ни одной крошки не свалилось с заступа, – он знает, что все это будет потеря работы, что все эти крошки придется опять поднять на ту же высоту, с которой они свалились. Нельзя не залюбоваться на граборскую работу, тем более что вы не видите, чтобы грабор делал особенные усилия,