Валериан Владимирович слушал его с удивлением. Что случилось с этим отважным человеком? Он понимал: давить на Гая, взывать к его совести бесполезно. Гай испугался ответственности — вот и все. Ведь он никогда не командовал армией. Дивизия — другое дело. А враг наседает... Снять его с должности, понизить?..

— Ну, Гайк Дмитриевич, удивил ты меня. Да как же командующий может снять с себя ответственность?! Ну а если вдруг Фрунзе захочет снять с себя ответственность, я сниму, командующий фронтом?.. А кто же будет отвечать за Советскую республику? Ты хочешь сохранить свою армию? Отступлением ее не сохранишь. Тот, кто ищет спасения в отступлении, неизбежно гибнет. И это тебе известно не хуже, чем мне. Отступишь, сдашь Бузулук, Самару... а дальше что? Или за время бегства твоя армия окрепнет? Ну а если Волга окажется твоей последней баррикадой? Как ты намереваешься драться на этой баррикаде? Голову сложить или топать до Москвы?

Гай молчал.

— За армию отвечаешь ты! — сурово произнес Куйбышев. — По законам военного времени. Приказ: готовиться к контрнаступлению, а не к отступлению. И твоя армия пойдет впереди. Тебе во взаимодействии с Тухачевским приказано начать Бугурусланскую операцию, то есть первому перейти в контрнаступление. Сил мало? Почему до сих пор не мобилизовал местных рабочих? Их здесь тысячи! — Он помолчал. Потом добавил уже не так резко: — Ну а во главе всей основной ударной группы поставим, пожалуй, другого... Прощай!

Тяжелый разговор с другом. Очень тяжелый. А по-иному нельзя. Нельзя сочувствовать человеку, поддавшемуся панике, если даже он твой друг. Сейчас все поставлено вот на эту оперативную карту, исчерченную красным и синим карандашами. Все! Жизнь Гая и Куйбышева, жизни десятков тысяч людей, жизнь самой Советской России. Колчак — главная опасность. И Фрунзе прав: на войне все может быть, но поражение сейчас исключается. От их контрнаступления зависит слишком многое. Ну а если Колчак и Деникин сомкнутся?.. О, империалисты всех стран, затаив дыхание, ждут этого момента. Конечно же они не сидят сложа ручки. Они делают все возможное, чтобы сорвать невиданный по дерзости план контрнаступления Фрунзе. Роится и роится во всех городах России иностранная контрреволюция, замаскировавшаяся под дипломатическую службу. Видный генерал Антанты француз Жанен назначен главнокомандующим союзными войсками, действующими на Дальнем Востоке и в Сибири. Чехословацкое правительство назначило его командующим чехословацкими войсками в Сибири. Англичанин генерал Нокс назначен начальником снабжения и организатором формирующихся частей. Оба генерала — два плеча, на которых держится Колчак.

Колчак силен — у него трехсоттысячная армия. Ему беспрестанно посылают пушки, пулеметы, обмундирование. Иностранные войска охраняют великий сибирский путь. Поговаривают, будто Колчака собираются пригласить на Парижскую конференцию и признать официально его правительство правительством всей России. После занятия Москвы он должен созвать Учредительное собрание. Ллойд Джордж под давлением английских рабочих хотел было начать переговоры с Советским правительством, но, как только Колчак перешел в наступление, заявил в парламенте, что с большевиками он не намерен вступать в какие бы то ни было отношения.

И теперь Куйбышев думал, что, как бы ни был силен Колчак, с уходом интервентов он не продержался бы и недели. И Деникина легко опрокинули бы. А за границей все прицеливаются и прицеливаются к Петрограду, Москве. «Таймс» пишет: «Если мы посмотрим на карту, то увидим, что лучшим подступом к Петрограду является Балтийское море и что кратчайший и самый легкий путь лежит через Финляндию. Финляндия является ключом к Петрограду, а Петроград — ключом к Москве».

Кипит, бурлит мир, и в нем, возможно, не осталось ни одного человека, равнодушного к тому, что происходит в России.

Бремя ответственности гонит Куйбышева из бригады в бригаду. Боевая готовность частей для него — не только обеспеченность всем необходимым для ведения боя, но и главным образом степень напряжения духовных и физических сил бойцов. В ней, боевой готовности, сосредоточено все. Она словно зеркало. По боеготовности он сразу же определяет, хорош или плох командир или начальник, выполнили ли свою задачу политработники. В этом ключ к армейской жизни, ключ к людям, к их психологии. Моральные силы армии прежде всего проявляются в боевой готовности.

Тяжело Гаю в Оренбурге. Но еще тяжелее войскам в Уральске. Уральск почти окружен, в прилегающих к нему селах — кулацкие восстания. Людские ресурсы Самары исчерпаны, и нечем помочь. Куйбышев решает обратиться к своим партийным товарищам в Саратове, шлет им телеграмму за телеграммой: «Положение под Уральском чрезвычайно серьезно. Требуется немедленная помощь. Иначе грозит катастрофа...»

Бузулук — железнодорожная станция. Здесь сосредоточиваются основные силы. Здесь штабной вагон Куйбышева. Степная станция, похожая на все остальные станции. Бесконечные составы из товарных вагонов, лязг буферов, свистки паровозов, ржанье лошадей. Все неуютно, строго.

Но это и есть та стихия, в которой Куйбышев чувствует себя уверенно. Он приводит в движение людские массы, военную технику. Разговаривает с Чапаевым, уточняет задачу, расспрашивает чапаевского комиссара Фурманова о настроении солдат и командиров. У Василия Ивановича сложное положение: Фрунзе передал во временное подчинение две его бригады 5‑й армии, оставшуюся 73-ю бригаду — Туркестанской армии. Таким образом, части Чапаевской дивизии находятся в двух группировках. Командир 73‑й бригады — любимец Чапаева Иван Кутяков, на него главная ставка Василия Ивановича.

— Дайте Ивану первому перейти в наступление!..

— А кто возражает? — спрашивал Куйбышев.

Чапаев пожимал плечами:

— Да вроде бы никто.

Иван Кутяков Куйбышеву нравился: что-то орлиное было во всем его облике. Острые брови, нос с горбинкой, спокойные зоркие глаза. Внешне вроде бы флегматичен, разговорчивым тоже не назовешь. Но в нем беспрестанно клокочет внутренняя ярость. Самые дерзкие рейды по тылам врага — кутяковские. В общем-то, он прямая противоположность вспыльчивому, не всегда уравновешенному Василию Ивановичу, иногда сдерживает Чапаева, тот сердится, но в конце концов соглашается с Кутяковым. А Кутякову недавно исполнилось двадцать два. Комбриг!..

Контрнаступление началось 28 апреля. Начал его именно Кутяков. Две остальные бригады Чапаевской дивизии также перешли в наступление в районе Бугуруслана.

Эти дни и эти ночи слились в нечто единое, как бы вневременное, в грохочущий поток. Позже он даже не мог отчетливо вспомнить, в какой день и час где был.

Но навсегда осталось радостное ощущение стремительности, своего полного слияния с людскими массами. Вот он в первой цепи наступающих войск. Впереди стремительная река, льдины срывают и уносят мосты. Но надо на тот берег, где окопались