— Колчак захватил весь золотой запас, который мы переправили из Самары в Казань. Кроме того, золотой запас государственного банка из Петрограда. Тонн пятьдесят. Видите, как он богат! Кроме того, у Колчака...

— Знаю. Перевес во всем: и в живой силе, и в оружии. Они развернулись во всю ширь. А мы только начинаем разворачиваться. Мы государство! А они кто? Наемники! Только и всего.

— Все, сдаюсь, — рассмеялся Куйбышев. — Но не понимаю, каким образом мы сможем перейти в контрнаступление, когда белые прорвали Восточный фронт на огромном участке, а нашу Туркестанскую армию вот-вот отрежут от путей на Самару? Западная армия Колчака приближается к Волге, потом она перейдет через Волгу и соединится с войсками Деникина, наступающего с юга.

— Потому-то мы и должны поторопиться с контрнаступлением. Мы создадим Южную группу армий. Командовать группой приказано мне. А вы назначаетесь членом Реввоенсовета этой Южной группы. С чем я вас и поздравляю!

И, не давая Куйбышеву опомниться, Фрунзе подошел к развернутой на столе карте, стал рассказывать о своем дерзком замысле: лучшую часть войск сосредоточить в районе Бузулука и нанести мощный удар по флангу и тылу выдвинувшейся клином Западной армии Колчака, самой сильной армии численностью около пятидесяти тысяч солдат и офицеров под командованием генерала Ханжина, отрезать ей путь отступления на восток и разгромить ее.

И если вначале этот план показался Куйбышеву просто невыполнимым, то чем больше он вдумывался в каждую частность его, тем большим уважением проникался к военному таланту Фрунзе.

День перехода Южной группы в контрнаступление намечался на конец апреля, и казалось немыслимым, что в течение нескольких дней можно провести столь громадную работу, какая не снилась ни одному полководцу.

Но работа началась, и от усилий Куйбышева во многом зависело, сорвется наступление или быть ему. Это он, Куйбышев, должен подготовить решающий удар. Он должен был сейчас в непостижимо короткий срок создать материальную основу армии, снабдить ее и винтовками, и боеприпасами, и пулеметами, и фуражом — всем тем, без чего немыслима современная война. Выступая перед своими товарищами, самарскими рабочими, он говорил им:

— Только при напряжении всех сил, только при формировании новых частей и мобилизации политических работников, только при посылке новых подкреплений на фронт мы сумеем перейти в полное и победоносное наступление.

Это была его программа.

Он надел военную форму и сразу стал словно бы тоньше, стройнее, лицо сразу как-то обострилось под военной фуражкой со звездой. Когда он надел амуницию, Паня не узнала, всплеснула руками:

— Вот уж не подозревала, что военная форма так идет тебе, ваше пролетарское благородие! Ты в ней совсем мальчик.

— Форма дисциплинирует и омолаживает.

Опять в дорогу — Валериан Куйбышев снова должен на неопределенное время расстаться с семьей, и никто не может сказать, удастся ли ему свидеться с женой и сыном в скором времени.

В состав Южной группы вошли четыре армии: Туркестанская, 4, 5 и 1‑я. Михаил Николаевич Тухачевский командовал теперь 5‑й армией. Гай — 1‑й, штаб которой находился в Оренбурге. Группа занимала район Оренбурга и большую часть Уральской области. Это было правое крыло Восточного фронта.

— Наши армии нависают над глубокими тылами Колчака, — пояснял Фрунзе Куйбышеву. — Удар с юга по этим тылам и флангам напрашивается сам собой.

Валериан Владимирович судорожно тер лоб, хмурился:

— А что, если Колчак отрежет нашу группу от Самары? Мы окажемся в окружении, без основной базы питания наших войск. Не залезаем ли мы сами в колчаковскую ловушку? Мы ведь оставляем Самару почти без прикрытия. Две бригады резерва...

Да, на карте все было красиво, убедительно: огромные красные стрелы и маленькие синие; воинственные красные флажки и рассеянные по огромному фронту, оторванные друг от друга полки врага...

— Вы, конечно, правы, — глухо отозвался Михаил Васильевич. — Думаете, на душе у меня фанфары играют? Да я от тревоги спать разучился! На войне как на войне: все может случиться. И Самару Колчак может захватить. А почему бы ему не захватить Самару? Лично я на его месте именно и сосредоточил бы основные усилия на самарском направлении. Деникин под Царицыном — рукой друг до друга можно достать. Я думаю так: Самару Колчаку мы не имеем права отдавать. Вы должны это обеспечить. Если противник потеснит армии нашего соседа слева, мы обязаны удержать войска Южной группы, не позволить им бежать назад. Пути назад у нас с вами прямо-таки нет.

— Я об этом догадался, как только первый раз взглянул на карту, — сказал Куйбышев, улыбаясь. — Но должен был задать вам все эти тревожные вопросы. У нас должно быть ясное представление о грозящей опасности. Колчак рвется к Самаре, не имея достаточных резервов. Я это сразу учел. Нужно изматывать всеми возможностями его войска. Первая армия Гая, по сути, находится в тылу противника — очень многое будет зависеть от его выдержки.

Валериан Владимирович взвалил на себя почти непосильную ношу, взял самое, казалось бы, будничное и хлопотливое: укомплектование частей, их политическую и военную подготовку.

Каждый час, каждая минута сейчас имели решающее значение. Самара, Бузулук, Оренбург, Уральск... Операции будут проводиться последовательно — Бугуруслан, Белебей и Уфимск. Каждую из них должен обеспечить он, Куйбышев... При взгляде на оперативную карту на столе холодеет сердце.

Началась весенняя распутица — и глинистые степи превратились в непролазные грязевые пространства, в море воды. В этих пространствах затеряна дивизия Чапаева. Кочует по фронту Шверник, едва сдерживает напор казаков армия Гая. Гай, железный Гай, шлет отчаянные телеграммы, он готов отступить, бросить Оренбург. Но Фрунзе и Куйбышев на страже.

Валериан Владимирович выехал в Оренбург. Когда командарм Гай увидел своего давнего политического наставника, у него на глазах выступили слезы.

— Тяжело? — спросил, Куйбышев. — А кому сейчас легко? Если хочешь знать, от тебя, от твоей армии сейчас зависит судьба фронта. Ты у нас — форпост, плацдарм... Фрунзе хочет поставить тебя во главе основной ударной группы войск!

Гай вздрогнул, сделал рукой протестующий жест:

— Нет, нет, я не хочу, не могу...

— Почему?

— Не верю в успех контрнаступления!

— Не веришь?

— Говорил по прямому проводу с Фрунзе, пытался доказать ему свою точку зрения: Пятая армия отступает... Да-да, ваш хваленый Тухачевский отходит на запасные рубежи, и при таком энергичном отступлении моего соседа слева никакие наши маневры не помогут.