он делает в своей церковной истории об отношении преимущественно платонизма и неоплатонизма к христианству. Определяя взаимодействие неоплатонизма и христианства, Мосгейм с сожалением говорит: «этот новый род философии, как скоро принят был христианами, в особенности Оригеном и другими учителями, сопровождался великим вредом для дела христианского. Эта философия привела христианских ученых к тому, что многие истины нашей веры, сами по себе ясные и понятные, они обезобразили примесью философской темноты и привнесли в учение Спасителя много такого, чего не найдешь ни в одной священной книге. Вследствие этого влияния христианская религия в последующие века настолько приняла чуждого для неё, что образовала как бы род смешанной религии из идей христианских и платонических». К такому изменению христианской религии, по Мосгейму, учители церкви приведены были двояким образом: с одной стороны некоторые из христианских учителей, находя согласие между идеями философскими и истинами христианскими, считали делом позволительным выражать заповеди Христа языком философов, законодателей; с другой стороны сюда же вели и споры со врагами церкви: эта борьба в особенности с людьми, обладавшими философскими знаниями, побуждала учителей церкви, оставляя простоту веры, излагать истины веры в каких либо философских схемах, и так как эти схемы не всегда хорошо обнимали религиозную истину, то считали делом позволительным сообразность изложения её с требованиями философии. Во главе таких лиц, по суждению Мосгейма, был Ориген. «Плененный любовью к платонической философии, он, по Мосгейму, хотел подчинить универсальную религию законам этой философии. Сам Ориген в этом случае был еще довольно осторожен и не безбоязненно принимался за это дело, но его ученики и последователи, забывая благоразумие своего учителя, уже без всякой осторожности обращались для изъяснения истин божественных к философским воззрениям»[366]. Под влиянием философии, по мнению Мосгейма, изменяется не только догматика христианская, но и нравственное христианское учение. Именно, из платонических доктрин производит Мосгейм появление идей о монашеской аскетической жизни. Развитие монашества он объясняет подражанием языческим философам платонического направления. Он так рассуждает: христиане ни в чем не хотели уступать ни грекам, ни римлянам, ни другим народам, поскольку в среде этих народов было не мало мудрецов и философов, отличавшихся от остального народа и всем своим образом жизни, и даже одеждой. Из этих философов христианам в особенности нравились платоники и пифагорики, проповедовавшие двоякий образ жизни: один доступный лишь философам, которые должны своими добродетелями превосходить всех, и другой — образ жизни, — назначенный для толпы, погруженной в обыденные занятия. Именно, платоники предписывали своим последователям такие правила: душа мудрого, сколько возможно, должна избегать соприкосновения с телесным, тленным, предохранять себя от вожделений чувственных, питать тело пищей простой, искать уединения и предаваться созерцанию. Основы этого учения, говорит Мосгейм, лежат в платонических догматах о душе, демонах, материи и мире. Эти доктрины, думает Мосгейм, были усвоены христианами и отсюда появилась жизнь монашеская, аскетическая в христианской церкви[367]. Влиянием языческой платонической философии Мосгейм объясняет наконец происхождение почти всей совокупности христианского богослужебного культа, т. е. тех внешних обрядов, в которых выражалось, в особенности с IV века, христианское богопочитание. «Все документы этого века, говорит Мосгейм о IV веке, показывают, как значительно увеличилось число церковных церемоний. Причиной этого есть философия платоническая, или, если хотите, народное суеверие о демонах, усвоенное платониками, а от них уже принятое и христианами. Из мнения платоников, а за ними христиан, о природе демонов и их свойствах объясняется начало многих обрядов, каковы: публичные молитвословия, умножение постов, удаление от супружеской жизни. Отсюда же, по Мосгейму, получило начало и почитание святых, и мощей, и поклонение иконам и проч.[368]

Из вышеуказанных воззрений Мосгейма на философию открывается, что философия является в истории церкви движущим принципом не только положительного характера, т. е. как принцип, условливавший жизненность церковно-исторического развития, но и принципом отрицательного характера, поскольку философия была враждебна христианству и дала элементы, исказившие благотворное влияние его на человечество.

Таким образом Мосгейм вообще допускает в церкви постоянную борьбу христианства с враждебным ему принципом, но таким принципом является не дух злобы, бурно вторгающийся в недра церкви (как в Магдебургских центуриях), но самый дух человеческий, поскольку он выразил себя в философии и заявил себя привязанностью к языческим воззрениям. Должно сказать, что рассматривание церковной истории с такой точки зрения, с какой рассматривает Мосгейм, придает немало интереса изучению истории. её задача становится серьезнее и разностороннее: христианство, как определенное мировоззрение, становится лицом к лицу с другим мировоззрением и изучение их взаимодействия привносит как бы драматический интерес в церковно-историческую науку. Чем большие, усилия, нередко небесплодные, употребляет Мосгейм к тому, чтобы христианские своеобразные мнения и системы известных учителей и еретиков рассматривать при свете философии, тем больше дает он доказательств, какое богатое содержание открывается в этой области для исследований церковного историка. Заслуг Мосгейма в этом отношении отрицать нельзя, особенно для своего времени.

Но можно ли сказать, что церковная история в трудах Мосгейма достигает высшего совершенства в методе исследования предмета? Далеко нет. Мы видели, что движущими принципами в истории церкви, по Мосгейму, являются с одной стороны частные лица, действующие в церкви, с их характерами, наклонностями, страстями, с другой взаимодействие философии и христианства. Но в сущности исследование этих сторон в прошедшей жизни церкви еще далеко не дает и не может дать истинного понятия о развитии христианской церкви. Его историческому воззрению не достает главного: объяснения того значения, какое имело само христианство для религиозного и нравственного развития человечества. Если сущность церковной истории заключается в определении того, как действовали в сфере церковно-исторической эти или другие лица, как отражалась философия на христианстве, то с этим отдельные личности и чисто человеческая мысль являются главным предметом исторического исследования, и история церковная из истории христианства переходит просто в историю человеческой культуры. Частнее: если отдельные деятели в церкви с их наклонностями, мотивами, страстями, служат причиной совершающихся изменений в церкви, то эти изменения должны быть случайны и произвольны, но о случайном и произвольном нельзя сказать ни того, откуда оно происходит, ни того, куда направляется, потому что ни его источник не может быть разумен, ни последствия его — устойчивы. Понятие истории, как явления, подчиненного определенным силам, определенным законам, постоянно действующим, разрушается в основе. Если, с другой стороны, философия влияет на христианство, и этим условливается церковно-историческое движение, в таком случае активною силою является не христианство, а именно философия; само по себе христианство, как будто вовсе не проявляет никакой жизненности, не оно собою создает историю, а нечто постороннее — философия. Принцип истории церкви христианской, если она не всуе