- Не сочла, - согласился Бекшеев. – И еще это, как ты выразился, чувство торжества. Победы… возможно, она поняла, что происходит и…

- И была настолько жадна, чтобы потребовать плату за молчание? – идея была внезапной, но я вдруг поняла, что угадала.

Конечно.

Выдать… и что? Получить благодарный лист? В лучшем случае. А вот взять человека на поводок… если я правильно поняла характер Антонины, она бы не упустила подобный случай.

- Допустим, - Бекшеев одобрительно кивнул. – Очень даже похоже на правду… я переговорил с нашей хозяйкой. Так вот, та утверждает, что Антонина маниакально любила деньги, но еще больше любила власть над людьми…

А её знания – это и деньги, и власть… только тот, другой, тоже понимал, что от этой петли не так просто избавиться. Вот и дождался, когда Антонина повернется спиной, чтобы ударить.

Он вряд ли ожидал появления Антонины.

И ударил тем, что под руку подвернулось.

А потом?

Мертвецкая уже горит. Дым выползает. И дыма много. Находиться там наверняка неприятно… к слову, Антонину могли ведь убить не на лестнице? А где-нибудь в больничном коридоре. И вниз спихнуть, имитируя несчастный случай…

Только второй банки со спиртом у нашего убийцы не было. Как и жира. И возможности поджечь. Сигнализация уже вопила, надрываясь… а вот остатки святой воды имелись.

Сходится?

Вполне.

И Бекшеев, судя по тому, как шевелит он губами, что-то проговаривая, согласен. Если так… все упрощается?

- Хорошо, - Ярополк сорвал меня с мысли, которая появилась вдруг и показалась важной. И главное, что за она, я уловить не успела. – Значит, это одна часть… а вторая?

- Вторая – это Ангелина и Надежда. Точнее сперва Надежда, которую убили и теперь я в этом не сомневаюсь. Второе – Ангелина. Она вернулась именно потому, что на сеансах с менталистом выплыло что-то, что заставило её приехать сюда. С вопросами и остальным.

Бекшеев замолчал. И пальцем по подлокотнику стукнул, точно гвоздь забивая.

- Она торопилась, - это уже я, потому что сказанное звучит здраво. Да и… очевидно. Я ведь и сама к таким выводам пришла. – Почему она торопилась?

И сама же ответила.

- Потому что Каблукова сказала ей о помолвке Ниночки и Анатолия… ей нужно было успеть…

- Именно, - Бекшеев наклонил голову и потер глаза. Выглядел он усталым. И время позднее… пора расходиться. – И еще… отчасти, полагаю, виновата не сама Ангелина, а то, что ей пришлось пережить… сперва лекарство, которое подавляет волю. Лечение. Менталист. Все же вряд ли она была способна мыслить критически. И в какой-то момент эмоции взяли верх над разумом. Она просто не смогла удержаться.

А Захар не смог удержать.

Просто не понял, что именно сейчас нужно удержать. Запретить. Не позволить. Просто… не понял.

Такое ведь тоже бывает.

- Завтра едем к Каблуковым. Ярополк… ты можешь пообщаться с теми, кто в госпитале работает? Посмотреть. Вдруг на ком след увидишь?

Глава 30 Пеночка-теньковка

Глава 30 Пеночка-теньковка

«Змеи охотятся не только на жаб да лягушек, питаются они и мышами, чем показывают немалую свою полезность, а тако же имеют привычку разорять птичьи гнезда. Находя такое, змея забирается внутрь и пожирает, что яйца, что птенцов, не оставляя ничего-то…»

Книга о змеях

Бекшеев с трудом подавил зевок. Вот все-таки с режимом сна надо что-то делать, а то и глаза слипаются, и голова словно ватой набита. А главное – осознание, что от него, такого, толку чуть больше, чем ноль.

Выехали рано.

По холодку, как изволил выразиться Фрол Яковлевич.

Дорога.

Поля.

Лес, который кажется уже знакомым. Дом… отстроенный недавно, пусть и притворяющийся старым. Старым он был явно меньше и скромнее, а теперь дом возвышался в три этажа.

Но хоть без колонн обошлось.

И без лестницы.

Мария Федоровна гостей встречать не вышла, впрочем, как и Анатолий. А вот седовласый строгого вида дворецкий попросил обождать, пока доложится. И даже предложил мятной воды.

Отказываться Бекшеев не стал.

- Вот скажи, - Зима озиралась с интересом. – Зачем такой огромный дом? Их сколько? Анатолий и его матушка? А домина-то…

- Еще слуги.

- Ну да, без которых дом этот в порядке содержать не получится.

- На самом деле когда-то семьи были много больше, - Бекшеев пристроился на мягком диване. – Лет сто назад здесь жила бы и Каблукова, и её дети в количестве пяти-шести, если не больше. Еще, возможно, родители её мужа. Его двоюродные-троюродные тетки, которым не так повезло в жизни, но бросать родню нельзя. Возможно, собственные её родственницы. Незамужние племянники и племянницы, сироты, оставшиеся без попечения. Ну и гувернантки, гувернеры, домашние учителя, которым в такую даль ездить сложновато, поэтому весьма часто они оставались при учениках, на попечении хозяев. А там уже и слуги, что личные, что в целом за домом приглядывающие. Горничные, лакеи, кухарка и кухонные помощники. Добавь садовников, хотя для них и конюхов, и прочих черных слуг отдельно ставили дом.

- Сложно быть аристократом, - Зима сделала свой вывод. – Но это раньше. А теперь что?

- Привычки, пожалуй…

Бекшеев ощутил на себе взгляд. Такой вот донельзя внимательный слегка настороженный взгляд. обернулся.

Девочка стояла в тени коридора, почти слившаяся с нею.

- Доброго дня, - Бекшеев поклонился. – Ты, наверное, Зоя? Мы не были представлены, но если позволишь… Алексей Павлович. Бекшеев.

- Вы не урод, - девочка сделала шаг. – И на умирающего не похожи.

- Очень рад это слышать.

Кивок.

Она высока. Худа. Даже болезненно худа. На бледном лице выделяются темные глаза. Темные волосы зачесаны гладко, стянуты так, что кажется, еще немного и кожа на лице треснет.

- Хотите, я покажу вам сад? – чуть дрогнувшим голосом произнесла она. И в глаза посмотрела.

- Очень. Юная леди, - Бекшеев произнес это чуть громче. – Вы не окажете любезность? Не покажете ли мне сад. Ваша бабушка говорила, что он великолепен.

Кивок.

И значит, все правильно.

Зима ничего говорить не стала.

Сад начал дичать. Девочка молча шла.

Вдоль аллеи старых тополей. Мимо кустов самшита, стриженных неровными неаккуратными шарами. И стригли их давно, потому то тут, то там из зелени шаров выглядывали кривоватые веточки. Беседка почти скрылась под тяжестью девичьего винограда. Он, забравшись на крышу, стекал зелеными покрывалами. Внутри было сумрачно и пахло гнилью.

- Тут будет хорошо,