Уезжать Ниночка отказалась.

- Надо было настоять.

- Не думаю, что помогло бы.

- Кроме того… понимаешь, я ведь не сам расследование вел. Отдал приказ. Его исполнили.

А исполнить можно по-разному. Если все вокруг были уверены, что имел место тот самый несчастный случай, то никто не стал бы всерьез копать. Зачем? Исполнить придурь высокого начальства? Так не факт, что начальство потом за ретивость похвалит…

- Мы завтра к Каблуковым наведаемся, - сказала я. – Заодно с Ниночкой попробую поговорить… слушай, а кто Надежде покупал лекарства?

- Лекарства?

- Ей ведь прописали. Для поддержки сердца.

- Впервые слышу, - Одинцов искренне удивился. – Да, её нельзя было назвать полностью здоровой, но и больной она не была.

- Уверен?

- Во время её визита к нам, Ольга лично сопровождала Надежду в императорскую лечебницу. Хотя и до этого девочек ежегодно возили в губернский госпиталь. Я, может, не слишком понимаю в душевных терзаниях девиц, но за здоровьем их следил. В Петербурге консультировал Боткин…

Не знакома, но имя очень даже на слуху.

- Так вот, выходило, что кое-какие проблемы ей удалось перерасти, а то, что осталось, вполне неплохо корректировалось. Надежде сделали поддерживающий артефакт. Рекомендовали не перенапрягаться… и да, в случае беременности ей сразу надлежало обратиться к специалистам.

Надо же…

- То есть, лекарств не было?

Интересно.

Следовательно, в Петербурге Надежда была вполне себе здорова. А по возвращении в родные края приболела. Причем так, что пришлось ставить капельницы…

- И тебя это не смутило? – уточняю у Одинцова.

- Что именно?

- То, что она умерла от остановки сердца, которое не так давно сочли практически здоровым? Ни за что не поверю, что ты не обратил внимания.

Вздох.

И признание.

Вот даже видеть его не надо, чтобы представить мрачную физию.

- Обратил.

- И?

- Боткин заявил, что в своем заключении уверен. Однако и ухудшение столь резкое вполне объяснимо. Душевные переживания. Плохой сон. Возможно, чрезмерные нагрузки, которым Надежда подвергалась…

Ну да, переживаний у нее хватало.

Жених с одной стороны.

Ухажер и большая новая любовь с другой. Беременность с третьей, хотя она, судя по всему, желанная…

- Я и решил, что дело в экзаменах, потом сама эта ситуация… поездка в Италию, Каблуков…

- И беременность.

- Да, Боткин сказал, что она тоже могла сыграть свою роль. А яд гадюки усугубил все.

Летально.

- Что-то не так? – поинтересовался он. Все же Одинцов знал меня ничуть не хуже, чем я его.

- Не так… пока не уверена, но что-то вот не складывается… скажи… а у Надежды была таблетница? Нарядная, со змеями?

- Не помню, - Одинцов ответил не сразу. – Извини, но… я как-то на такую ерунду внимания не обращал. Если бы она сигары курила, я бы, конечно, заметил. А таблетница… это ж девочки… у них куча всякой ерунды. Заколочки там, брошечки, колечки… я им выделил денег, чтобы погуляли.

- Девочки. Погоди, Надежда приезжала не одна?

- Само собой. Я же не мог оставить Ниночку. Да и мама хотела познакомиться с ними. Она, как понимаю, надеялась заняться устройством их жизни, поэтому и хотела оценить… перспективы.

Почему-то я ощутила мстительную радость.

Не вышло.

Ни перспектив. Ни обустройства.

- Она, к слову, предлагала Ниночке остаться. Наняла бы ей гувернантку, учителей… но та отказалась.

- Но по магазинам…

- Ездили вместе. И по каким, извини, не скажу… все эти платья, ленты, ткани и прочая мишура мне…

Мало интересны.

Помню.

- Я могу спросить у Ольги. Она сопровождала девочек. Возможно, вспомнит.

- Спроси, пожалуйста. Пусть позвонит, если вспомнит. Мне нужно знать, покупали ли…

Потому что может оказаться, что эта самая таблетница куплена вовсе не в столице. Или даже не куплена, а перешла по наследству.

Подарена Каблуковым…

- …и если да, то кто покупал.

- Хорошо. Зима…

- Что?

- Ты опять накопаешь какого-то дерьма? – поинтересовался Одинцов обреченно.

- Что, жалеешь, что позвал?

- Нет, - ответил он, причем сразу. – Ничуть… дерьмо надо вычищать, а не хранить под ковриком. Как ни заправляй, все равно ж вонь останется.

И это верно.

Только… те мысли, которые в моей голове появились, и мне не нравятся.

Ярополк сменил облачение. Просторные штаны из парусины и безразмерная льняная рубаха больше подошли бы для курорта, нежели для этого городка.

Чашечка с кофе.

Девочка, что вытянулась у ног. И ощущение спокойствия и безмятежности. Вот как у него это получается, до сих пор понять не могу.

Спокойствие.

Безмятежность.

И хренов некромант.

- Доброго вечера, - сказал Ярополк, склонивши голову.

- Скорее уж ночи, - я подавила зевок. Время давно перевалило за полночь. За окном темень тёмная. Звезды горят во всю мочь и тянет осенним холодком.

- Доброй ночи, - согласился Ярополк. – Мы тебя ждали.

- Дождались.

Устроились они в номере Бекшеева, хотя собственный Ярополка находился рядом. Тихоня притащил пакет с сушками, баранками и прочей добычей.

Он же кофию добыл, уж не знаю где.

- Что Одинцов? – Бекшеев поднялся, уступая мне место.

- Погодь, стула принесу… тут у Петровны стульев целая комната. Я чинить взялся, так она и разрешила брать…

- И на кухню его пустила, - добавил Бекшеев. – Вот как у него это получается? Я с этой Петровной общался. Суровая женщина.

- Просто подход иметь нужно…

Тихоня притащил пару стульев, явно помнивших лучшие времена. Краска облезла, обивка выцвела и обзавелась затяжками, а в одном месте вовсе треснула. Но ножки имелись, а большего от них и не требовалось.

- Женщину убили, - сказал Ярополк, когда Бекшеев с Тихоней уселись. – Вчера… в принципе, со временем смерти ничего нового.

- Способ?

- Ударили. Причем сзади и чем-то тяжелым и заостренным. Кость проломили, повредили мозг. Умерла она довольно быстро. Я бы сказал, что она и понять-то не успела, что происходит.

- Значит, ничего?

- Есть некоторые ощущения… причем главное из них – радость.

Радость?

- Я бы даже сказал торжество… причем не радостное, скорее мстительное.

Радость и мстительное торжество.

Мы с Бекшеевым переглянулись.

- А попонятнее? – поинтересовался Тихоня, разломив баранку. – Чего она торжествовала?

- Скорее над кем… - Ярополк пил кофе. – Я, конечно, не специалист по живым… но это не радость от достигнутой цели. Там многое