что-нибудь из этого дерьма с тех пор, как ты пырнула Миллера? — Я хмурю брови, и качаю головой, понимая, что он прав. — Вот именно, — продолжает он. — Ты была вознаграждена снова и снова. Ты доказала, что достойна этого, так что теперь ты можешь жить в мире в этих стенах.

— В мире? — Спрашиваю я, мои глаза подозрительно сужаются, я ни на йоту не доверяю его словам. — Что это должно означать? Что-то подсказывает мне, что наши представления о мире различаются.

— Мы оставим тебя в покое, — подтверждает он. — Больше не будем мучить тебя посреди ночи. Мы будем хорошо себя вести, а взамен ты будешь приятным гостем в нашем доме.

— Значит, я могу приходить и уходить, когда захочу?

— Нет, — говорит Роман. — Ты прикована к этому замку так же, как и мы. Однако у тебя есть свобода в нашем доме. Считай себя частью нашей семьи. Мы научим тебя лучше защищать себя, накормим и оденем тебя, но, если ты снова попытаешься сбежать от нас, мы отнимем твою свободу, и тебе не понравятся последствия. Мы редко даем второй шанс, а у тебя сейчас третий.

Я с трудом сглатываю и киваю, прежде чем перевожу взгляд на Маркуса.

— А что с твоей рукой? — Нервно спрашиваю я. — Ты все еще планируешь наказать меня за это?

Его взгляд сужается к моему, пока он постукивает пальцами по подлокотнику дивана.

— Это хороший вопрос, — бормочет он, глубоко задумавшись, когда его взгляд перемещается на темный шрам на тыльной стороне ладони. — Я не определился с наказанием, но не стану врать, что тот огонь, который вспыхнул в тебе, когда ты ударила меня ножом, — часть причины, по которой ты меня так заинтриговала. Возможно, еще есть шанс, что я сниму тебя с крючка.

— Правда? Потому что в прошлый раз, когда ты подвесил меня на крючок, мне это понравилось.

Его глаза горят неистовой похотью, разжигая огонь глубоко внутри меня, но тон Леви выводит меня из транса.

— Итак, мы договорились? Ты больше не сбегаешь.

Я киваю.

— Да, но я хочу кое-что взамен.

— Что именно? — Нерешительно спрашивает Роман.

Я делаю вдох и медленно выдыхаю, зная, что это может ударить мне в лицо.

— Я хочу узнать каждого из вас, а не только черствые, жестокие версии вас, которые убивают людей на складах. Я хочу знать, кто вы на самом деле. Я хочу потусоваться с вами, парни, может быть, даже подружиться.

— Хочешь потусоваться с нами? — Спрашивает Леви, совершенно сбитый с толку моей просьбой.

Я киваю.

— Да, а что в этом плохого? Мы уже общаемся, и это не так уж плохо. Было бы даже неплохо, если бы мы говорили о чем-то другом, а не о том, что у меня развивается жуткий стокгольмский синдром.

— Ладно, — наконец говорит Роман. — Ты можешь узнать нас получше, но я могу гарантировать, что тебе не понравится то, что ты узнаешь.

— Это риск, на который я готова пойти, — говорю я ему, и озорная усмешка растягивает мои губы. — А я-то думала, что у вас нет домашних животных, только оружие.

— Не волнуйся, — отвечает Роман. — У нас нет ничего, кроме времени, чтобы превратить тебя в наше самое смертоносное оружие.

Вот дерьмо. Я должна была это предвидеть.

Я встаю и поправляю спортивные штаны.

— Мы закончили? — Спрашиваю я, глядя вниз на Маркуса и Леви, пытаясь игнорировать прищуренный взгляд Романа.

— Куда ты спешишь? — Спрашивает Роман, и в его обсидиановых глазах появляется обманчивый блеск. — Я думал, ты хочешь потусоваться и узнать обо всем, что мы с братьями любим делать.

Я с трудом сглатываю.

— Хочу, — настаиваю я, встречая его пристальный взгляд своим собственным. — Но твой брат изливался в меня последние двадцать минут. После того, как я обнаружила одну из тех вещей, которыми он любит заниматься, и я счастливо сидела здесь без жалоб, но теперь сперма стекает мне на колени. Так что, если вы не возражаете, хозяин, я бы хотел пойти и принять душ.

Он не отвечает, но если предположить, что все, что они мне только что сказали, было правдой, тогда мне не нужно ждать его одобрения. Я разворачиваюсь на пятках и начинаю идти ко входу в гостиную, ненавидя то, насколько темно в остальной части замка. Моя рука цепляется за стену, и как раз в тот момент, когда я собираюсь завернуть за угол, Маркус окликает.

— Шейн, подожди.

Я останавливаюсь и оглядываюсь на него, мои брови хмурятся, пока я жду, чтобы понять, зачем я ему понадобилась.

— У меня только один вопрос, — говорит он, заставляя братьев замолчать. — Как ты выбралась на крышу?

— О, ммм… Через комнату Белоснежки наверху. В стене дыра. Мне пришлось вытащить несколько кусков камня, но в конце концов я смогла протиснуться.

Леви встает с дивана и подходит ко мне, его брови хмурятся в замешательстве, когда Роман и Маркус тоже встают.

— Кто, черт возьми, такая Белоснежка?

— Ну знаешь… принцесса Диснея, — объясняю я, слишком поздно понимая, что эти ребята, вероятно, были лишены всех фильмов Диснея в детстве. — Старая сука отравила ее, а потом положила в стеклянный гроб, точно такой же, как у вас наверху, где лежит мертвая женщина.

Маркус опускает подбородок, и я вспоминаю бесстрашного мужчину, которого я видела на складе.

— Что за мертвая женщина наверху? — он медленно спрашивает.

Я отступаю на шаг и смотрю между двумя другими братьями, но и они оказываются в таком же замешательстве.

— Ты знаешь, женщина в стеклянном гробу. Длинные черные волосы, выглядит так, будто она гнила в этой штуке много лет. Если бы не морозильники, она, наверное, уже превратилась бы в скелет, — я осторожно наблюдаю за ними, переводя взгляд с одного на другого. — Вы, ребята, действительно понятия не имеете, о чем я говорю, не так ли?

— Разве это похоже на лицо человека, который знает, о чем ты говоришь? — Леви что-то бормочет, прежде чем указать на массивную лестницу сразу за гостиной. — Начинай идти.

Чтож, блять. Накрылся мой душ.

26

Напряжение, исходящее от трех братьев, не похоже ни на что, что я когда-либо испытывала раньше, и от того, что они окружают меня, мне становится не по себе. Они следуют за мной наверх, петляя по коридорам и повторяя мои шаги, но я дезориентирована миллионом разных направлений.

— Ты полна дерьма, — ворчит Леви у меня за спиной. — Нет никакой гребаной женщины в гробу.

— Клянусь, — выплевываю я в ответ, оглядываясь через плечо,