Я рассмеялась.

– Тебе смешно, а ему не очень, – нахмурился Ольгер. – Может быть, придёшь сегодня к нам на ужин?

– Нет, Ольгер. Я замечательно себя чувствую в одиночестве. Тем более, осталось недолго. Но ты прав: сейчас уже довольно поздно, и на сегодня я нагулялась. Пойду к себе.

Ольгер отступил назад и сделал галантный жест «после вас, мадам», и я пошла по тропинке. Ещё несколько метров вверх, и мы выбрались на круговую мраморную площадку с парапетом. В одном её конце находился тот самый портал, через который мы с Ольгером в первый раз попали в замок.

Уже выходя на свои прогулки, я смогла внимательно приглядеться ко всему вокруг и заметила, кроме изумительной красоты моря, много интересного.

Парапет, окружавший площадку, не был сплошным. Обнаружилось несколько выходов на крутые тропки, ведущие вглубь ущелья. Я не решилась заходить по ним далеко, потому что вечером там внизу была полная темнота, но метров на десять-пятнадцать спускалась. Здесь яснее ощущались пряные растительные запахи, и на фоне подсветки, которую давал замок, силуэты деревьев и кустарников выглядели волшебным лесом из страшной сказки.

Правда, сказка перестала быть страшной с какого-то момента. Она всё ещё удивляла меня, но стала тоскливой и почти предсказуемой.

А ещё внизу было одно место, на которое я обычно останавливалась посмотреть каждый вечер. Чуть ниже по склону, на плоском выступе, нависающем над ущельем, был виден грот и каменная чаша водоёма. Каменный бассейн над морем. Днём он тоже был заметен, но я впервые обратила на него внимание только в вечерних сумерках, когда на дне каменной чаши зажглась подсветка, и вода замерцала. Через пару дней я увидела и купальщиков, которые ночью пришли поплавать. Компания из четырёх человек резвилась очень долго. Судя по визгам, им было неплохо, хотя и тесновато.

Сегодня в каменной чаше плескались огромная змея и обнажённая девушка. Толстая длинная змеища и стройная длинноволосая красавица, завязавшая мокрые волосы узлом, словно толстую верёвку.

Змея то нарезала круги вокруг зависшей в воде девушки, то закручивалась вокруг неё кольцами, ныряла вместе с ней на дно и тут же выносила её на поверхность. Девушка иногда ложилась на воду, держась за змею, как за канат, или обвивала её ногами.

Смотреть на это было не так уж страшно, всё-таки расстояние большое, глаза видят не все детали, а мозг поддаётся настойчивым уговорам, что змеюка – это всего лишь добряк Коста, и красавице Брилле точно ничего не угрожает. А мне и тем более.

– Это место примерно так и выглядело, – сказал Ольгер за моей спиной. – Я только немного углубил чашу и сделал освещение. А вода – из природного источника.

– Ясно, – отозвалась я, чтобы хоть что-то сказать.

Разговаривать с Ольгером мне не хотелось. Хотя, в сущности, он ничего плохого мне не сделал, даже не обманул ни разу. Либо отмалчивался, либо резал правду-матку. Что лучше – это большой вопрос. Но в чём я могла его упрекнуть? В эгоизме? В том, что цинично манипулирует людьми? Ну так он этого и не скрывал. Знала ли я, чем это кончится? Не то чтобы знала, но представляла. Жалко ли мне его вместе с его страданиями? Да, до сих пор жалко. Но кто считает, что жалость и любовь для женщины – это одно и то же, тот дурак.

– Если захочешь там искупаться, скажи, – проговорил Ольгер.

– Спасибо, мне хватает ванны в покоях.

Брилле вылезла из каменной чаши, долго выжимала волосы, потом исчезла в гроте.

Змея, завившись в огромный крендель, расслабленно болталась на поверхности.

Потом Брилле вернулась и, присев на краю чаши, опустила ноги в воду. Коста тут же закрутился хвостом вокруг её ног, а голову положил ей на колени.

– Слушай, Ольгер, а тебе никогда не хотелось их отпустить?

– Кого?

– Брилле и Косту. Разорвать это заклятье служения… Неужели не хочешь?

– Зачем? – искренне удивился он.

– Чтобы они стали свободны и были вместе.

– Как ты можешь видеть прямо сейчас, они и так вместе, и я ни разу не возразил, – отозвался Ольгер немного раздражённо.

– Да я поняла. Ты… как это ты назвал тогда? А, отступился. Ну, а даже если отступился, так всё равно ведь больно. Отпусти их хотя бы ради себя самого.

Ольгер ничего не ответил. Я оглянулась на него. Он печально смотрел на купальщиков в гроте.

– Пусть больно, – равнодушно проговорил он. – Мне нужно её видеть рядом. Хотя бы видеть.

– Ну, хочешь мучиться – мучайся, – буркнула я в ответ. – Только если тебе нужно её видеть, зачем на смерть посылаешь? Убьют её когда-нибудь аспироты или ещё какие-нибудь твари…

Ольгер тяжело вздохнул. Это был не гнев и не досада, а будто усталость.

– Когда подневольных метаморфов готовят к жизни под заклятьем служения, на них накладывают ещё одно заклятье, подготовительное. Неснимаемое, – произнёс он почти равнодушно. – После этого не могут такие метаморфы жить сами по себе. Или гибнут, или находят себе нового хозяина. Так что разорви я заклятье служения, Брилле и Коста, скорее всего, попадут в беду.

– Ольгер,