в сторону возвышающейся над местностью овальной конструкции, обшитой снаружи фанерой, выкрашенной в зеленые, красные и нежно-лазоревые цвета. Надо сказать, хозяева постарались на славу. Сама арена оказалась очень удобной и большой, есть где развернуться. Трибуны сборные, легкие, но прочные, на пять-шесть тысяч человек. По низу шли темно-серые магические панели, которые должны генерировать защитное поле. Я прикинул, что для моих маневров достаточно места, чтобы не разрушать защиту.

Сама арена была посыпана золотистым пляжным песком. Не самый лучший вариант. Бронекостюмы и так тяжелые, а тут еще песок будет значительно снижать маневренность. А может, хозяева специально пошли на такой шаг, чтобы создать преимущество для своих пилотов. В принципе, подготовка ристалища целиком и полностью лежит на устроителях, и каким образом они ее проведут, это их дело. Захотят залить поле водой, чтобы образовалось болото — никто и слова не скажет. Домашняя заготовка, как напишут в протоколе.

— Поле подготовили под «земельных», — Индус тоже заметил песочное покрытие. — Итальяшки будут выступать в трех категориях. Явно хотят выиграть. Вот макаронники, а!

— Да нормально все, — я огляделся в поисках Лидии и обнаружил ее на северной трибуне под тканевым козырьком, натянутым над трибунами для высоких гостей. — Сами же и попадут в свою ловушку.

Конечно же, рядом с ней восседал Пьетро в пестрой рубашке и шортах, и что-то успевал шептать на ухо. Вокруг них расположились парочка бодигардов дожа и четверо гвардейцев из группы Индуса, бдительно посматривающих по сторонам. Чуть ниже небольшая толпа свитских нежится под лучами утреннего итальянского солнышка. Их внимание было приковано к площадке, на которой инженеры и обслуживающий персонал готовили для тренировок бронекостюмы. Несколько «скелетов» с распахнутыми пластинами были похожи на гигантских крабов, выползших на песчаный берег.

Цесаревича и дожа Мочениго я не заметил. Вероятно, решили заниматься своими делами, ведь завтра им придется высиживать здесь целыми часами, чтобы воодушевлять своим присутствием участников состязаний.

Индус знаком показал мне, что я могу подняться наверх к княжне. Я не преминул воспользоваться этой возможностью. Центральная трибуна была ограждена металлическими перилами, за которые мне и Куану сразу не удалось проникнуть. Суровый охранник из гвардейцев с короткоствольным автоматом на плече перегородил дорогу и молча покачал головой. Видя, что я не ухожу, ткнул пальцем ниже, где копошились свитские.

— Прошу пройти туда, — буркнул он.

— Пропустите его, сержант! — раздался звонкий голос Лидии. — Княжич Мамонов — мой напарник!

Гвардеец молча посторонился, не извиняясь и не проявляя никаких эмоций. В конце концов, он находится на боевом посту; кланяться перед каждым высокородным — спина отвалится.

Куан не пошел со мной, поднявшись на самый последний ряд, откуда хорошо контролировать абсолютно все. Я же с веселой улыбкой добрался до парочки и поприветствовал, прижимая руку к сердцу:

— Доброе утро, Ваши Высочества! Лидия Юрьевна, как настроение?

— Прекрасное, — солнечные блики отразились в черных стеклах очков княжны, а она сама вдруг привстала и чмокнула меня в щеку.

Пьетро мгновенно побагровел. Он и вчера-то с трудом сдерживался, терпя мое присутствие, но сейчас еще больше закипел. Я почувствовал сгущающиеся вокруг него завихрения магических энергий, и на всякий случай стал разгонять ядро. Лидия откровенно провоцировала молодого Мочениго, но я не стал форсировать события. Пусть Пьетро сам созреет для конфликта, если только всерьез намерен бороться за русскую княжну.

Несомненно, это был не только вызов человеку, вызывавшему неприятие у княжны Мстиславской, но и показательный демарш для окружения, замершего в обалдении от подобного проявления чувств. Надо сказать, я тоже чувствовал себя неловко. Одно дело дразнить иностранного принца, зная о поддержке очень серьезных людей. Но когда на тебя смотрит придворная свита, в которой находятся отпрыски древних родов, поневоле начинаешь думать, как бы избежать в будущем вызовов на дуэль. Насколько мне известно, минимум четыре семьи пытаются добиться благосклонности наследника трона и через него повысить статус потенциальных женихов для Великой княжны. Причина ли это — ссориться с великородными? Ладно, Ушатые. Они и в самом деле замарались в заговоре, как и Шуйские, но проблема в том, что именно Ушатые стали козлами отпущения. На них обрушился гнев императора, но хреново, что этот гнев ассоциируют с неким молодым княжичем Мамоновым, выскочившим как чертик из табакерки, и разрушающим вокруг себя все, до чего дотягивается его Дар.

Или мне становиться ужасом для московского дворянства или спрятаться на задворках империи, тихо поживая в свое удовольствие. Не знаю, нет у меня ответа.

— Ваше Высочество, а вы бы не могли пояснить один момент? — обращаюсь я к Пьетро, чтобы не дать ему окончательно сорваться. Пусть кипит, но с приоткрытой крышкой.

— Что вам угодно, принц? — тяжело перекатывая русские слова во рту, спросил Мочениго.

Принц? А, ну да, у меня же княжеский титул, а за рубежом я вполне сойду и за принца.

— Почему поле ристалища в песке? Обычно в показательных выступлениях предпочитают нейтральное покрытие: утрамбованный грунт или дерн.

— Есть договоренность с устроителями, — буркнул Пьетро, держа за руку Лидию и откровенно нахально поглаживая гладкую кожу ее запястья.

— Кто будет выступать в парных боях от Венеции? — присаживаюсь с противоположной стороны, чтобы между нами находилась княжна.

— Братья Кавальканти, — принц поднял очки на лоб и с усмешкой поглядел на меня. — Они мастера «земли». И я скажу вам, принц Андрэ, что на них делают ставку все венецианские семьи. У вас нет шансов.

Лидия не выдержала такого неприкрытого бахвальства и признания, что хозяев будут тянуть за уши. Хотела сказать нечто нелицеприятное, но удержалась от колкости. Только губы дрогнули в легкой усмешке.

— Так мы можем и не встретиться до финала, — добродушно ответил я.

— А вы уверены, что дойдете до него? Помимо Кавальканти в парных боях будут участвовать польский принц Ягеллон и один из лучших пилотов Европы Януш Курцевич.

— В России говорят: поживем — увидим, — все же ответила Лидия.

— Не смею отрицать глубину русского ума и прозорливости, — Пьетро проявил себя как настоящий дипломат, заодно поедая глазами мою напарницу. И поцеловал ее руку.

Я очень внимательно поглядел на Мочениго, пока он снова не прикрыл глаза солнечными очками. Нет в них ни страсти, ни желания, присущего молодому человеку, борющегося за сердце любимой девушки. Насчет «любимой» я погорячился, здесь лишь политический резон, да и то насквозь протухший, если какого-то княжича призвали решить проблему. Не будет ничего хорошего