Шрифт:
Закладка:
Все эти указания являются не только чисто литературными наблюдениями, но имеют прямое отношение к тому, каким образом мы должны толковать четвертую главу книги Даниила. Если мы видим во второй, седьмой, восьмой и одиннадцатой главах не просто истории о гордыне, падении языческих царей и возвышении слабых и смиренных, но и пророческие указания на эпохальные исторические события, то почему мы должны делать исключение для четвертой главы, понимая ее только как своего рода притчу? И если древние комментаторы еще могли говорить об этом рассказе как о пересказе реальной истории, произошедшей с царем Навуходоносором, то в настоящее время легендарный характер этого повествования вполне очевиден. По этой причине мы попробуем увидеть в четвертой главе книги Даниила предвидение фундаментальных событий мировой истории, проверив эту версию хронологическими расчетами.
Прежде, чем перейти к толкованию четвертой главы книги Даниила, мы должны обратить внимание на ее структуру. Она включает в себя изложение сна царя и последующий рассказ о его исполнении. Очевидно, что мы можем толковать в качестве изложения будущих событий мировой истории как сон царя Навуходоносора, так и саму историю, произошедшую с царем. Браун и вслед за ним Барбур и Рассел сосредоточили свое внимание на второй альтернативе, истолковав рассказ о безумии Навуходоносора как своего рода притчу об истории человечества. Не отвергая этого подхода, мы предлагаем другой вариант – последовательно рассмотреть сначала сон Навуходоносора, а затем историю царя, описанную в четвертой главе книги Даниила, дав им историцистское толкование.
Как мы уже писали выше, в своем сне Навуходоносор увидел удивительное дерево, распространявшееся по всей земле. Затем оно было срублено, но его корень сохранен для того, чтобы вновь воскреснуть к жизни по истечении семи времен. В толковании эта образность применяется к самому Навуходоносору, но это приурочивание вполне может быть поздним переосмыслением указанной образности. Образ мирового древа отсутствует во всей литературе, порожденной пребыванием Набонида в Тейме, – его нет ни в надписях самого Набонида, ни в Вавилонском памфлете о Набониде, ни в кумранской молитве Набонида, ни в рассказе Мега-сфена о пророчестве Навуходоносора. Образность, возникающая в сне царя, некоторым образом уникальна для этой традиции: несмотря на то, что Набонид считал себя провидцем и получателем вещих снов, он ничего не упоминает о видении им мирового древа. Примечательно и то, что образ величественного дерева, скорее всего восходящий к книге Иезекииля, в данном случае также кардинально переосмыслен – если Иезекииль говорит о нисхождении символизирующего Ассирию дерева в шеол, то автор книги Даниила предрекает сохранение корня дерева, который должен вернуться к жизни по истечении семи времен. Эта оптимистическая направленность пророчества позволяет нам предположить, что его смысл может относиться не только к языческому вавилонскому царю.
Вполне возможно, что изначально мировое древо символизировало иудейское царство и династию Давида. Великое древо традиционно было символом царской власти в ближневосточной мифопоэтической традиции[423]. Соотнесение дерева и царства в древнееврейской литературе является еще более распространенным приемом, чем соотнесение дерева и царя. В 31 главе книги Иезекииля величественному дереву уподобляется Ассирия; в 17 и 31 главах этого сочинения прочие страны также уподобляются деревьям.
В видении, фрагменты которого сохранились в Кумране, четыре дерева символизируют четыре мировые империи[424]. Еще более интересны примеры, где Израиль уподобляется дереву. В 17 главе книги Иезекииля приводится пространная аллегория. Налетевший на Ливан орел «схватил вершину кедра, верхушку кроны его сорвал. И отнес ее в страну торгашей, в городе купцов оставил»[425] (Иез 17, 3–4).
Здесь пророк говорит об иудейской элите, в 597 году до н.э. депортированной в Вавилон (Иез 17, 12). Затем Господь обещает возвращение пленникам из Вавилона и восстановление иудейского государства: «Так говорит Господь Бог: и возьму я с вершины высокого кедра, и посажу; с верхних побегов его оторву нежную отрасль и посажу на высокой и величественной горе. На высокой горе Израиле-вой посажу его, и пустит ветви, и принесет плод, и сделается величественным кедром, и будут обитать под ним всякие птицы, всякие пернатые будут обитать в тени его ветвей» (Иез 17, 22–23).
Еще более близкие образы мы находим в книге Исаии. Так, пророк уподобляет остаток Израиля после ассирийского нашествия срубленному дереву: «И удалит Господь людей и великое запустение будет на этой земле. И если еще останется десятая часть на ней и возвратится, и она опять будет разорена; но как от теревинфа и как от дуба, когда они и срублены, остается корень их, так святое семя будет корнем ее» (Ис 6, 12–13). Эта картина повторяется в 10 главе книги Исаии, где ассирийское нашествие сравнивается с вырубкой леса: «Вот, Господь, Господь Саваоф, страшною силою сорвет ветви дерев, и величающиеся ростом будут срублены, высокие повержены на землю. И посечет чащу леса железом, и Ливан падет от Всемогущего» (Ис 10, 33–34). Однако пророк снова говорит о том, что корень, символизирующий Израиль, уцелеет, и именно из него произойдет Мессия: «И произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня ее» (Ис 11, 1). Вся эта символика очень напоминает образность Дан 4, где корень величественного дерева также оказывается хранителем его жизни, способным к дальнейшему росту и расцвету. Применение этой образности к легендарной истории языческого царя (Набонида или Навуходоносора) в данном случае может быть вторичным – вполне вероятно, что весь сюжет изначально был притчей, напоминающей аллегорические притчи пророка Иезекииля, и первоначально относился к Израилю, который должен быть наказан за свое отступление от Бога, чтобы после своего покаяния возродиться к новой жизни. Эта версия любопытным образом соотносится со сходством обозначения сроков, фигурирующих в Дан 4 и Дан 7: «семь времен» корень дерева будет
