Шрифт:
Закладка:
Монстр
Максим не понимал, что, прокручивая мясорубку жестокости в виде своих желаний и качественно завуалированных капризов, превратил свою бывшую жену в морального монстра, которая начала отравлять жизнь за изуродованную душу ему же. Конечно, она и сама была виновна в том, в кого себя позволила превратить, но, тем не менее, они оба были причастны к изуродованию жизни. Ровно тот же фокус он планировал провернуть и со мной.
– Ты не боишься разбудить во мне монстра своими экспериментами? – спросила я однажды.
– Мне это уже говорили, – самоуверенно ответил он. – Какого бы ты мужчину хотела видеть рядом с собой?
– Гения.
– С гениями нелегко.
– А ты не заметил, что я не ищу лёгких путей? Я их создаю. Как дела на работе?
– Отлично!
– Я рада.
– Ты наколдовала?
– Колдовство здесь ни при чём. Мы настолько принадлежим себе, насколько умеем быть источниками жизни. Здесь и познание самого себя, и контроль, и анализ, и сохранение, и приумножение. Дело ведь не в деньгах, а в стремлении.
– В стремлении к деньгам?
– В стремлении к жизни. Будь благодарен жизни.
– За что быть благодарным? За то, что одним – всё, а другим – ничего? Эх, если бы я был подцеплен к кормушке… – То?
– Я бы воровал, как и все.
– А что бы ты делал с наворованным непосильным трудом?
– Путешествовал, жил в своё удовольствие.
– А путешествовать без воровства?
– Это проблематично.
– Это проблематично, потому что воруют. Всё с тобой понятно, дружок, ты из разряда «я ем города, морями запиваю, моя борода небо заслоняет». Но спасибо за правду. Власть – это искусственно созданное существо, так же как и деньги. Но и тем и другим нужно уметь грамотно распоряжаться. Поскольку они появились на свет, нужно их уважать, но не унижаться, применять, но не продаваться.
– И как же это сделать?
– Не бояться.
– Только дураки ничего не боятся.
– Я ведь не говорю, что нужно бросаться на амбразуру. Я о том, чтобы не ограничивать себя в возможностях.
Я увидела его монстра. Он ничего не сказал о других людях. Не способный дать что-либо миру, он может лишь стараться уравновешивать свои хотелки для поддержания себя на плаву, но при другом жизненном раскладе, как чёрная дыра, все бы поглотил. Он не тот, кто способен сопротивляться внешним факторам и контролировать самого себя.
Достойные человеческие поступки остались где-то в далёком прошлом. Не только с ним я разговаривала на подобные темы, но ни один из ответов не звучал настолько цинично, как прозвучал его ответ.
Он хотел сделать из меня монстра, потому что сам являлся чудовищем. Ему было бы легче разговаривать со мной на одном языке и играть в игры поуже известным правилам. Мне не было страшно.
Он разбудил во мне монстра, который спал. Я боялась, но оказалось, что мой монстр совсем ручной. Мой монстр не нападал, но защищал.
Монстра нужно кормить. А кто кормит монстра? Тот, кто его завёл. И уже становится непонятно, толи монстр для хозяина, то ли хозяин для монстра. Если он считает, что я – игрушка, то пусть так! Его обманывать не нужно, он сам обманываться рад!
При знакомстве оказалось, что мой монстр – это не стерва с мигающей валютой в глазах и не рабыня, которая ищет способ убить своего господина. Дьявола не любят и тоже считают монстром и чудовищем. А он делает то, что считает верным: обличает человеческие слабости. И, вместо того чтобы бояться или ненавидеть его, логичнее задать конструктивные вопросы: как ему удаётся столько времени сохранять свои позиции, не сойти сума и при этом не бояться самого себя?
Он не смог устоять перед той, что стояла перед ним без лишних финтифлюшек и заманух. На что он рассчитывал, когда самонадеянно возомнил, что будет в состоянии справиться с моими демонами?
Я решила, что посмотрю на мир его глазами. Он жил в мире вещей. Я жила в мире людей. Причиной утопичности наших отношений он называл мою работу и отсутствие у меня смысла жизни в виде замужества и рождения детей.
Для меня то, что он считал обязательным для женщины, выглядело как болезненное, дикое психическое расстройство, которое мешает женщине выстраивать действительно здоровые отношения и не даёт создать полноценную счастливую семью. Откатывать обязательную программу его закостенелых стереотипов, превращать саму себя в кухарку, прачку, посудомойку, машину для воспроизведения себе подобных и женские гениталии на ножках не входило в мои планы.
Не желающий взглянуть на своё отражение в зеркале, обозлённый на весь мир, но не демонстрирующий это явно, привыкший существовать в созданных им же самим искусственных условиях, он разрушал себя изнутри, сам того не осознавая.
Он не вызывал у меня больше никаких чувств и эмоций. По отношению к нему у меня не было ни волнения, ни приятных воспоминаний, ни гнева, ни разочарования. Непродолжительное время рядом со мной была печаль. Она пришла за ним. Ровно насколько она была очевидна и ожидаема, ровно настолько быстро она поспешила уйти. У неё очень много дел, ей некогда распивать чаи, ведь столько несчастных людей – в предвкушении её появления. Столько тех, кто упустили свою возможность и отказались от счастья, когда оно было возможно.
Саморазрушение, к которому он стремился, было его выбором. Я показала ему другой мир, но он отступился. Он оказался трусом при всей своей внешней силе. Отсутствие страха перед дракой, наличие денег и умение надевать на себя маску альфа-самца не характеристики мужества и человеческого достоинства. Каждый может проявить малодушие, но не каждый готов к честности с самим собой.
Мы слишком по-разному видели мир, чтобы продолжать быть вместе столь близко.
Проверка на вшивость
Когда я предложила нам расстаться, он отказался, упорно доказывая мне, что в наших отношениях есть глубокий смысл, при этом не приводя точных аргументов. Я видела, что его самолюбие задевало то, что я выступила инициатором разрыва отношений, но я дала ему время, чтобы он переставил состав с рельсов задетого самолюбия на рельсы реального восприятия ситуации. Мы не виделись и не созванивались несколько дней. Он позвонил поздно вечером первый.
– Займи мне денег, – неожиданно сказал он по телефону.
– Что-то случилось? Сколько и для чего?
– Мне срочно нужно помочь одному человеку.
– Сколько тебе нужно?
– Сто тысяч.
– Сто тысяч я тебе не смогу дать единоразово,