Чайна Джой намекал: этот человек найдет меня, если я не сделаю то, чего хотел он. Что бы это ни было. Знала ли это Шин? Неужели она привела меня к Джою только для того, чтобы мне воспрепятствовать?

Джой медленно моргнул; едва заметная улыбка на его губах напомнила мне о розовом свете, тяжелом, приторном дыме и апатичной вялости в голосе Голди. Улыбка Джоя и тогда, и сейчас была недоброй. Рядом со мной переступила с ноги на ногу Шин. Она что-то быстро сказала китайцу, но тот ей не ответил. А обратился ко мне:

– Это просто информация, мисс Кимбл. Информация, которую, по-моему, вам следует знать.

Моя интуиция утверждала обратное. Я едва смогла выдавить слова, чтобы задать Джою прямой вопрос:

– Что вы от меня хотите?

Джой вздохнул:

– Я очень много работал, чтобы создать свое царство, мисс Кимбл. На планирование и… скажем так, переговоры ушли годы. А сейчас я столкнулся… мы столкнулись – я и мои друзья – с тем, что после всех одолжений, которые мы делали, после всех договоренностей и союзов, которые заключали, нас предали те, кто нам должен и обязан больше всего.

– Понимаю, – согласилась я. На самом деле я понятия не имела, о чем говорил Джой, но меня интересовали секреты и тайны, и я слушала.

– Они желают отнять у нас Чайнатаун. Они хотят перенести его в Хантерс-Пойнт. Вам известно о таких планах?

– Я не удивлена.

– Тогда, я думаю, вы также не удивитесь, узнав, кто продвигает все эти планы.

– Мой дядя, полагаю.

И снова неспешный, оценивающий взгляд. И снова дрожь тревоги по моему телу.

– Вы поможете мне их остановить, мисс Кимбл, я помогу вам с вашими…трудными… родственниками. Пожалуй, я также могу вам помочь – или не помочь – с этим мистером Эмерсоном. – Мне все стало ясно. Чайна Джой почти загнал меня в ловушку. А он продолжил: – И я дам Шин то, что она просит.

– А что просит Шин? – спросила в недоумении я.

– Она – мои глаза и уши в доме Салливанов, – ответил Джой. – И она мне должна. Если мы сохраним Чайнатаун, я прощу Чэн Шин ее долг. И она получит свободу. Вы сделаете это для меня. Согласны?

– Вы все еще не сказали мне, что я должна сделать.

Джой протянул руку к деревянной шкатулке на тележке. Шкатулка была маленькой, инкрустированной листиками из более светлого дерева. Джой открыл ее, достал сигарету и прикурил. Сделав глубокую затяжку, он задержал ее, а потом стал медленно выпускать изо рта дым колечками. Казалось, он так наслаждался их идеальной формой, что на мгновение уподобился ребенку. Только от детей, даже самых плохих, не исходит такой угрозы.

– Мне нужен репортер, который бы напомнил жителям этого города, чем они нам обязаны и чего они лишатся, если вздумают пойти против нас. Вы знаете одного такого репортера. Из «Вестника». Он ваш хороший друг.

Как легко все сложилось! Настолько легко, что во мне проснулась подозрительность. Со слов Шин, Джой знал все. Похоже, ему были известны даже мои намерения.

– Вряд ли я могу считать его хорошим другом, – пробормотала я.

Но Джой пропустил мои слова мимо ушей:

– Вы убедите его мне помочь – уберечь Чайнатаун от городских прожектеров и Джонатана Салливана.

Как ведущий светской хроники мог помочь Чайне Джою? Но не успела я спросить его об этом, как Джой продолжил:

– Вы сделаете это для меня, и я дам вам нужные доказательства, а Чэн Шин – то, что она хочет. Если вы этого не сделаете… – Пожав плечами, Джой бросил на китаянку холодный взгляд: – Шин продолжит работать на меня, твоя кузина узнает, что происходит, если мне не платят, а вы… – Джою не нужно было произносить это имя. Дэвид Эмерсон.

На лице Шин отобразилась отчаянная мольба. Она истово желала свободы. От моего дяди, да. Но и от еще более худшего. До этого момента я не сознавала ни того, как крепко она была связана по рукам и ногам, ни того, что Шин зависела не от дяди, а от Чайны Джоя.

– Пришлите ко мне репортера. Я буду ждать, – произнес китаец и щелчком пальцев отпустил нас.

Я была рада уйти. Шин, похоже, тоже. Мы шли молча, а через несколько кварталов китаянка сказала:

– Я должна вас здесь покинуть.

Но я не была готова ее отпускать. Я не могла забыть взгляда, которым смерил Шин Чайна Джой.

– Что он имел в виду, сказав, что Голди узнает, что происходит, если ему не платят? – тихо спросила я. Шин заколебалась. –  Объясни мне, – попыталась я найти верные слова, чтобы ее не обидеть. – Как это случилось, Шин? Сколько ты ему задолжала? Почему ты должна делать то, что велит тебе Чайна Джой? – Почувствовав ее нерешительность, я добавила: – Не волнуйся. Тебе не нужно ничего мне объяснять. Это не мое дело.

– Меня привезли сюда пять лет назад, – уставилась китаянка на мужчину, искавшего бронзу в куче обломков. – В Китае мои родители были очень бедными. У меня были брат и две младшие сестры. Однажды пришел человек, покупающий детей. И родители продали ему меня.

– Они тебя продали?

– Так случилось.

– Да, но… твои родители тебя продали?

– Они не могли меня прокормить. Что им еще оставалось делать? Тот человек уверил их: в Америке меня ждет лучшая жизнь, здесь много хорошей работы. И если я буду усердно трудиться, то смогу высылать семье деньги. В моей деревне многих девочек продали. Я не печалилась, покидая Китай. В устах того мужчины Америка представала благословенной страной. Он был добрым человеком, надарил моим родителям подарков. Пообещал, что станет мне вторым отцом. – Губы Шин опять свела ухмылка, на этот раз саркастическая. – Он привез сюда всех нас – меня и еще десять девочек – на корабле. Когда работники иммиграционной службы остановили нас и попытались выслать назад, какие-то мужчины выдали нас за своих жен.

– Жен? – воззрилась я на Шин в ужасе. – Сколько же лет тебе было?

Шин промолчала; ответ я прочитала на ее лице. Сейчас китаянке было с виду не больше восемнадцати. Значит, тогда ей было тринадцать.

– Те «мужья» продали нас в шлюхи. Я укусила своего и убежала – он был старым и хромым, догнать меня не смог. Несколько дней я пряталась. А потом меня нашел один из парней Чайны Джоя.

Я представила, что чувствовала тогда китаянка – одна, в чужом городе, проданная сначала одному незнакомцу, потом другому для занятий проституцией в