разделял мысли Берроу, но общался с паломниками, пока не влился в их массу. Он даже отказывался спать на мягких двухъярусных кроватях, которыми была уставлена гостевая спальня. Только Фаинх оставался неизменным. Он пользовался всем, что предоставляла резиденция, словно был тут главным. В любое время суток он мог зайти в столовую и потребовать себе чего-нибудь приготовить. Мог достать алкоголь и заявиться в гостевую спальню, чтобы рухнуть на одну из кроватей и часами валяться, опустошая бутылку. Но большую часть времени Фаинх проводил у себя в самолёте. Туда он не пускал никого, даже своего давнего знакомого — Мэя.

Импровизация в театре Фреду не нравилась. Он не любил изображать из себя того, кем не является, поэтому всегда уходил, когда зрители вовлекались в игру. Чаще всего, если с Фаинхом нельзя было пообщаться, он проводил часы в оранжерее. Фреду нравилось среди цветов и деревьев. Здесь было тихо, умиротворённо, и почти никогда не бывало людей, разве что иногда юные ученики приходили отрабатывать на растениях искусство нэфов. Однажды он видел, как девочка плавно водит руками около зелёного плода груши, и та начинает менять цвет. Виноградная Лоза помогала девочке советами:

— Не распыляй. Аккуратнее. Вот так, а теперь ускоряй. Медленно, осторожно. Веди, веди! — плод за минуту пожелтел, налился соком, но вскоре покрылся коричневыми пятнами, почернел и сморщился. — Передержала. Ничего, в следующий раз обязательно получится.

Обычно Фред сидел на скамейке, глядя на то, как вдалеке мерно колышется море, а над волнами качаются летающие шары. Когда в оранжерее надоедало, он отправлялся в библиотеку.

В библиотеке также имелось было широкое окно. Оттуда Фред заметил одну деталь, но не мог понять, почему это так, и ходил из комнаты в комнату, из оранжереи в библиотеку и обратно. Если из комнаты с растениями море было видно совсем близко, то из библиотеки оно казалось отдалённым, хотя обе комнаты разделяло несколько шагов. Фред попытался утешить себя мыслью, что, скорее всего, это эффект от искривлённого стекла. Но когда он узнал от Виноградной Лозы, в чём дело, то испытал поистине детский восторг. На самом деле, корпуса резиденции были расположены в отдалении друг от друга. Соединяло их между собой ни что иное как «магические» и непостижимые двери Шарды. Двери были всегда открыты. Все они вели в здание главного храма, и оттуда эйры могли попасть куда угодно.

Прошло два дня с тех пор, как иммерти Фаинха приземлился у главного храма. Фред ночевал один в гостевой спальне. Кровать словно сама наполняла бодростью по утрам, а ночью отнимала силы, погружая в глубокий сон. Спал недолго — часов по пять. Обычно, этого хватало. Остальное время гулял по оранжерее, купался, медитировал, посещал театр, читал в библиотеке и наблюдал суетную жизнь эйров. Чего-то недоставало, и, на третий день, он понял, чего.

— Научишь пилотировать? — обратился он однажды к Фаинху.

— Что?!

— Пилотировать, — уверенно повторил Фред. — Аммерт сказал, это не сложнее велосипеда.

— Ты отупел, общаясь со святошей и фанатиками? С чего вдруг это не сложнее велосипеда? И что за хрень такая «велосипед»?

— Так научишь или нет?

— Тебе некуда пристроить свою жопу?

— Я тебя ударю. Клянусь. Если не научишь.

— Лады, — усмехнулся Фаинх. — Управлять иммерти не сложнее, чем держать свой пенис, но попробуй, не целясь, попасть в одну точку. Я тебя научу. Но повторять буду только один раз. Готов?

— Всегда готов.

Усевшись на соседнее с пилотом кресло, Фред потянулся к ремню, которого, конечно, не было. Стало немного неуютно.

— Не волнуйся. Никогда не волнуйся: «птичка» это чувствует и отказывается работать. И не смотри так на панель. Она тебе ничего не даст. С панелью общаются руками, не глазами.

Пальцы Фаинха ловко пробежались по приборной панели. Заревел мотор.

— Эй! А где звук? Может, будешь комментировать?

— Терпение.

Машина сильно зашумела, будто ворча оттого, что её разбудили посреди сладкого сна. Ещё несколько настойчивых нажатий, рычаг на себя, лёгкий поворот. Действия казались не сложными, но даже их непросто было запомнить с первого раза. Иммерти оторвался от земли, и снова Фред испытал то волнующее чувство, как и в первый полёт. Снова нарастающий тон Шепарда. Лужайка и храм где-то внизу. Впереди — чистое небо. Когда машина выровнялась над морем, Фаинх уступил своё место. Взявшись за штурвал, Фред приготовился внимать каждому слову. Сначала он неосторожно дёрнул вправо, отчего «птица» накренилась, понял ошибку и впредь действовал аккуратнее.

«Будто в первый раз за рулём, — подумал он. — Не так уж и страшно».

Иммерти сделал пару кругов. Пилот строго попросил ученика освободить кресло, выровнял машину опытными руками и мягко посадил её на лужайку. Мотор «успокоился», и Фаинх ласково погладил приборную панель, как бы говоря: «На сегодня всё».

— Твоя главная ошибка, — сказал пилот. — Ты её не чувствуешь. Она ведь... это словно танец! Надо вести её как партнёршу. Ты пока слишком «сырой», как у нас говорят.

— Я буду стараться.

— Да уж, блин, постарайся! А не как в этот раз.

— Что, так плохо?

— Отвратительно. Ты меня не слушал — был себе на уме.

— Хорошо, я... обещаю, Фаинх...

— Дуй отсюда! Следующий урок ночью. Смотри, не проспи.

2

До ночи было далеко, и Фред отправился в библиотеку. Там он застал Виноградную